Рэй Брэдбери - Голливудская трилогия в одном томе

– Черт возьми! – И передала трубку мне: – Тебя.

– Быть не может, – возразил я. – Никто не знает, что я здесь.

Но трубку взял.

– Что ты у этой делаешь? – спросила Констанция Раттиган.

– Да ничего. Как ты меня разыскала?

– Мне кто-то позвонил. Какой-то голос посоветовал проверить, нет ли тебя у нее? И трубку повесил.

– Господи! – Я похолодел.

– Быстро выбирайся из тира, – приказала Констанция. – Ты мне нужен. Твой подозрительный дружок нанес мне визит.

– Мой дружок?

Под тиром ревел океан, сотрясая комнату и кровать.

– Возникал внизу, на берегу, два вечера подряд. Приходи, надо его припугнуть, о господи!

– Констанция!

Трубка молчала, слышен был только шум прибоя под окнами Констанции Раттиган. Потом она проговорила странным, каким-то неживым голосом:

– Он и сейчас там.

– Не показывайся ему.

– Этот идиот стоит у самой воды. Там, где стоял прошлой ночью. Просто стоит и смотрит на окна, будто ждет меня. К тому же этот болван голый. Что он себе воображает? Что обезумевшая старуха выскочит из дому и оседлает его? Господи!

– Констанция, закрой окна и погаси свет.

– Нет, нет! Он пятится в море. Может, услышал мой голос. Может, думает, что я вызываю полицию.

– Вот и вызови ее!

– Исчез! – Констанция шумно вздохнула. – Приходи, малыш. Побыстрее!

Трубку она не повесила. Просто выпустила из рук и отошла. Мне было слышно, как стучат ее каблуки, будто кто-то печатает на машинке.

Я тоже не повесил трубку. Положил ее почему-то рядом с собой, будто это была пуповина, связывающая меня с Констанцией Раттиган. Пока я не повешу трубку, она не умрет. Я слышал, как ночной прилив подступает к концу ее телефонной линии.

– Все как с другими. Теперь и ты уходишь, – прозвучало рядом.

Я повернулся.

Энни Оукли сидела, завернувшись в простыни, как брошенный ламантин [142].

– Не вешай, пожалуйста, трубку! – попросил я.

А сам подумал: «Пока я не доберусь до конца линии и не спасу чью-то жизнь».

– Тупая я, – сказала Энни Оукли. – Потому и уходишь, что я дура.

Ох и страшно было мчаться ночным берегом к дому Констанции Раттиган! Мне все мерещилось, что навстречу несется отвратительный мертвец.

– Господи! – задыхался я. – Что же будет, если я наскочу на него!

– Ух! – завопил я.

И врезался в довольно плотную тень.

– Слава богу, это ты! – воскликнула тень.

– Нет, Констанция! – возразил я. – Слава богу, что это ты!

– Что тебя так разбирает? Что нашел смешного?

– Вот это! – Я похлопал по большим ярким подушкам, на которых возлежал. – За сегодняшнюю ночь я уже переменил две постели!

– Лопнуть можно со смеху! – отозвалась Констанция. – А как ты посмотришь, если я расквашу тебе нос?

– Констанция, ты же знаешь, моя девушка – Пег. Просто мне было тоскливо. Ты не звонила столько дней! А Энни всего-навсего позвала меня поболтать в постели. Я же не умею врать, все равно физиономия меня выдаст. Посмотри на меня!

Констанция посмотрела и расхохоталась:

– Господи, прямо яблочный пирог с пылу, с жару! Ладно уж. – Она откинулась на подушки. – Вот, наверно, я тебя сейчас напугала!

– Надо было подать голос еще издали.

– Ох, я так обрадовалась тебе, сынок! Прости, что не звонила. Раньше мне хватало пары часов, и я забывала о похоронах. А теперь который день не могу опомниться.

Она повернула выключатель. В комнате стало темней, заработал шестнадцатимиллиметровый проектор.

Два ковбоя молотили друг друга на белой стене.

– Как ты можешь смотреть фильмы в таком настроении? – удивился я.

– Хочу разогреться как следует – если мистер Голый завтра опять пожалует, выскочу и оторву ему башку.

– Не смей даже шутить так! – Я посмотрел в высокое окно на пустынный берег. Только белые волны вздымались на краю ночи. – Как ты считаешь, это он позвонил тебе и сообщил, что я у Энни, а сам отправился покрасоваться на берегу?

– Нет. У того, кто звонил, был не такой голос. Тут, наверно, замешаны двое. Господи! Ну я не знаю, как это объяснить. Понимаешь, тот, кто появляется голый, он, наверно, какой-нибудь эксгибиционист, извращенец, правда? Иначе он ворвался бы сюда, измордовал бы старуху, или убил, или и то и другое. Нет, меня больше напугал тот, кто звонил, – вот от него меня действительно затрясло.

«Представляю, – подумал я. – Я ведь слышал, как он дышит в трубку».

– У него голос форменного выродка, – сказала Констанция.

«Да», – мысленно согласился я с ней – и будто услышал, как где-то вдалеке заскрежетал большой красный трамвай, поворачивая под дождем, и как голос за моей спиной бубнил слова, ставшие названием для той книги, что пишет Крамли.