Рэй Брэдбери - Голливудская трилогия в одном томе

Вот и сейчас, проснувшись от этого сна в своей кровати в Венеции, я подошел к двери и посмотрел на каналы. Что мне крикнуть им – этой темной воде, туману, песку на пляже, океану? Кто меня услышит, какое чудовище поймет мою «mea culpa» [129], мой решительный отказ, мой протест против обвинений, мои доводы, что намерения у меня самые добрые и талант мой себя еще покажет?

Крикнуть им: «Ступайте прочь! Я ни в чем не виноват! Я не должен умирать! И, ради бога, оставьте в покое остальных!» Может быть, прокричать это?

Я открыл рот, собираясь попробовать. Но рот у меня был забит пылью, которая каким-то образом все запорошила в темноте.

Я сумел только протянуть руку, как нищий, но пантомима эта, конечно, была бесполезной.

«Пожалуйста», – сказал я про себя.

И прошептал вслух:

– Пожалуйста!

А потом закрыл дверь.

И тут же в будке через дорогу зазвонил телефон.

«Не буду отвечать, – подумал я. – Это он. Ледяной человек».

Телефон продолжал звонить.

Нет, это Пег.

Телефон звонил.

Это он.

– Заткнись! – заорал я.

Телефон замолчал.

Не выдержав тяжести собственного тела, я рухнул в постель.

Стоя на пороге, Крамли недоуменно моргал.

– Господи помилуй! Вы знаете, который час?

Мы стояли, не спуская друг с друга глаз, словно боксеры, уже измотавшие один другого до одури и теперь не соображающие, куда бы упасть.

Я не мог придумать, что сказать, и потому произнес:

– «Слишком хорошо стали смотреть за мной в последнее время» [130].

– Пароль верный. Шекспир. Входите.

Он провел меня через весь дом туда, где, благоухая кофе, булькал на плите большой кофейник.

– Корпел допоздна над своим шедевром. – Крамли кивнул на пишущую машинку, видневшуюся в спальне. Из нее свисал длинный желтый лист – словно муза дразнилась, высунув язык.

– Пишу на казенной бумаге, на ней больше помещается. Мне, наверно, чудится, что если дойду до конца обычного листа, то и продолжать не стану. Господи, ну и видок у вас! Приснилось что-то страшное?

– Хуже не бывает! – И я рассказал ему свой сон – и про парикмахерскую, и про сто тысяч за проданный сценарий, и про ночное чудовище, и про то, как я кричал на него, а оно, стеная, удалилось и я остался жив-живехонек.

– Надо же! – Крамли налил в две большие чашки чего-то густого и булькающего, как лава. – У вас даже сны интереснее, чем у меня.

– Но что сей сон значит? Что мы никогда ничего в жизни не добьемся? Если я и дальше буду бедствовать и не опубликую ни одной книжки, окажусь неудачником! Но выходит, если у меня купят роман, издадут его и на моем счете в банке заведутся деньги, я опять же оказываюсь неудачником, да? Значит, все друг друга ненавидят? А друзья? Умеют ли хотя бы они прощать? Вы старше меня, Крамли, растолкуйте мне этот сон. Почему чудовище хотело меня убить? Почему мне пришлось отказаться от денег? Что все это значит?

– Черт его знает, – хмыкнул Крамли. – Я же не психиатр.

– Может, А. Л. Чужак меня вразумит?

– Вот-вот, нагадает на кофейной гуще, прочтет с потолка. Нет уж! А записать этот сон не собираетесь? Другим вы всегда это советуете…

– Когда немного успокоюсь. По дороге к вам, всего несколько минут назад, я вспомнил, что мой доктор когда-то предлагал сводить меня на экскурсию в анатомический театр. Слава богу, у меня хватило ума отказаться. А то я действительно мог бы сказать, что за мной «слишком хорошо стали смотреть в последнее время». А сейчас у меня просто ум за разум заходит. Все вертится в голове – как очистить львиную клетку? Как разгладить простыни под старой леди с канарейками? Как отвлечь Кэла-парикмахера от Джоплина? Как защитить ночью Фанни, ведь она на другом конце города, а я еще и без оружия?

– Пейте кофе, – посоветовал Крамли.

Я порылся в кармане и вынул фотографию Кэла со Скоттом Джоплином, только головы у Скотта не было. И рассказал Крамли, где нашел снимок.

– Кто-то украл голову с фотографии. А Кэл увидел это, понял, что песенка его спета, и унес ноги из Венеции.

– Ну, это не убийство, – заметил Крамли.

– То же самое, – возразил я.

– То же самое, что «бывает, и свиньи летают». Переходим к слушанию следующего дела, как говорят в суде.

– Кто-то опоил Сэма чем-то очень крепким. И он умер. Кто-то затолкал Джимми под воду в ванне, и он утонул. Кто-то натравил полицию на Пьетро, его забрали, и это его убьет. Кто-то просто встал над леди с канарейками и напугал ее до смерти. Кто-то запихнул мертвого старика в львиную клетку.

– Кстати, от следователя получены кое-какие данные об этом старике, – прервал меня Крамли. – В крови полно алкоголя.