Хокан Нессер - Точка Боркманна

Симмель двинулся дальше по Хойстрат и спустился по лестнице, ведущей к порту. Возле Рыночной площади он замедлил шаг. Не спеша побрел по булыжной мостовой к опустевшему крытому рынку. На углу Домского переулка стояли и разговаривали две женщины, однако он не проявил к ним никакого интереса. Возможно, он не смог определить их статус – или ему помешало нечто другое. Возможно, в тот вечер у него просто не было желания.

На набережной он постоял несколько минут, куря сигарету и рассматривая яхты, покачивавшиеся на волнах. Тем временем убийца тоже позволил себе выкурить сигаретку, укрывшись в тени за складами на другой стороне Эспланады. Чтобы его не выдал огонек, он прикрывал сигарету, сложив лодочкой ладонь, но при этом ни на секунду не сводил взгляда с избранной жертвы.

Когда Симмель выбросил окурок в воду и направился в сторону городского парка, убийца понял, что сегодня все получится.

Правда, отрезок пути через парк от Эспланады до фешенебельного района Риккен, где жил Симмель, составлял не более трехсот метров, и на этой дорожке было установлено немало фонарей, но многочисленные летние праздники и прочие мероприятия под открытым небом привели к тому, что часть фонарей вышла из строя, а триста метров – это порой долгий путь.

Когда Симмель услышал за спиной мягкие шаги, он успел углубиться в парк не более чем на пятьдесят метров, но вокруг уже была темнота. Теплая и полная обещаний, как уже было сказано, однако непроницаемая.

Скорее всего, он даже не успел испугаться. А если и успел, то лишь на сотые доли самой последней секунды. Отточенное острие топора вонзилось сзади между вторым и четвертым позвонком. Рассекло третий позвонок по диагонали, разрезало основание черепа, пищевод и шейную аорту. Если бы лезвие вошло на несколько сантиметров глубже, голова и вовсе отлетела бы от туловища. Что само по себе сделало бы этот случай еще более скандальным, но в конечном счете имело конечно же второстепенно значение.

По всем мыслимым критериям Эрнст Симмель умер еще до того, как его тело коснулось земли. Лицо с размаху ударилось о поверхность утоптанной гравийной дорожки, очки разбились, и возникли некоторые вторичные повреждения. Из горла хлынула кровь, лилась она и из спины, и, когда убийца осторожно оттаскивал тело в кусты, он все еще слышал негромкое бульканье. Он бесшумно переждал, сидя на корточках, пока мимо прошла компания подростков, затем обтер свое оружие о траву и двинулся обратно в сторону порта.

Двадцать минут спустя он сидел за кухонным столом с чашкой горячего чая, прислушиваясь к звукам наполняющейся ванной. Будь рядом его жена, она бы наверняка спросила, трудный ли выдался день, не устал ли он.

«Да нет, не особенно, – мог бы ответить он. – Просто иногда уходит масса времени. Но потом все получается как надо».

«Вот и хорошо, мой дорогой, – могла бы сказать она. Возможно, даже подойти и положить руку ему на плечо. – Вот и хорошо».

Он кивнул и поднес чашку к губам.

Пляж казался бесконечным.

Бесконечным и однообразным. Серое спокойное море под бледным небом. Полоса влажного твердого песка у кромки воды, по которому он мог прогуливаться в нормальном темпе. Выше нее – сухой серовато-белый песок, простирающийся до того места, где начинался склон с прибрежными травами и издерганными ветром кустами. Где-то вдалеке, над солеными просторами, медленно парили ленивыми кругами птицы, наполняя воздух тоскливыми возгласами.

Ван Вейтерен взглянул на часы и остановился. Заколебался на секунду. Правда, в туманной дали уже виднелась башня церкви сТрейвин, но его отделяло от нее приличное расстояние. Если он продолжит двигаться в том же направлении, пройдет не меньше часу, прежде чем присядет за столик в кафе на площади с бокалом пива.

Возможно, ради этого и стоило напрячься, но если уж он остановился, то убедить себя снова тронуться в путь не так-то просто. Часы показывали три. Он отправился на прогулку после обеда – или завтрака, это уж как посмотреть. Около часу дня – после очередной ночи, когда он рано улегся в постель, но сон пришел у нему лишь под утро. Трудно сказать, в чем крылась причина его непонятной тревоги, когда он вертелся с боку на бок на мягкой двуспальной кровати, пока рассвет все отчетливее просачивался в окна… трудно сказать.

Отпуск продолжался уже три недели – невероятно долго по его меркам, и с каждым днем – во всяком случае, в последнюю неделю – суточный ритм понемногу смещался. Через четыре дня ему придется снова войти в свой рабочий кабинет, и его не покидало чувство, что он войдет туда не самой бодрой походкой.