Хьелль Ола Даль - Смертельные инвестиции

В мутной белесой массе, от которой разило спиртом, плавали кусочки моркови и горошины. Гунарстранна отошел подальше, опасаясь за свои брюки. Свеннебю медленно поднял руку и вытер сопли. Когда рука безвольно упала, он сам потерял равновесие и рухнул лицом в собственную блевотину. Второй рукой он попытался опереться об асфальт и поранился об осколок. Ладонь покраснела от крови.

Гунарстранна нагнулся и ловко перевязал рану платком.

– Свеннебю! – негромко, дружелюбно позвал он.

Голова у Свеннебю по-прежнему моталась из стороны в сторону.

Гунарстранна осторожно приподнял голову пьяницы и запрокинул ее назад. Лицо было все в слизи и рвоте.

– Свеннебю!

Никакого отклика.

Гунарстранна схватил его за мочку уха и сильно дернул. Свеннебю закатил глаза; видны были только белки. Когда Гунарстранна отпустил его ухо, Свеннебю вдруг разинул рот, и его снова вырвало.

Оба полицейских поспешно отскочили. Увидев, что опасность миновала, Гунарстранна снова склонился над менеджером по маркетингу. Он решил предпринять последнюю попытку.

– Рейдун! – прошептал Гунарстранна. – Рейдун Росендаль!

Никакой реакции.

Свеннебю с трудом сел на тротуар, разведя ноги, как малыш в песочнице. Брюки у него тоже испачкались.

Мимо поспешно прошла пожилая пара. Женщина постаралась обойти их подальше; оба испуганно косились на полицейских.

Свеннебю попытался засвистеть, но из его рта вырвался только хрип. Он икнул. Пустил сопли. Губы у него кривились. В нем что-то хрипело и клокотало. Он покачнулся и завалился на бок, стукнувшись головой о крыло стоящей рядом машины. Франк с трудом вернул его в сидячее положение. Теперь из виска у Свеннебю тоже шла кровь. Он по-прежнему хрипел что-то неразборчивое. С трудом расстегнул ширинку, кое-как извлек свой инструмент и, шумно вздохнув, помочился – в основном себе на брюки. Вокруг него на асфальте растеклась лужа.

Гунарстранна и Фрёлик вернулись к своей машине.

Свеннебю, широко расставив ноги, сидел в луже собственной мочи. Его еще раз вырвало. Голова моталась туда-сюда.

Сообщить о нем по рации Фрёлик предоставил Гунарстранне.

Скоро приехал фургон с включенной мигалкой. Два констебля проворно подхватили Свеннебю под мышки и втолкнули внутрь. Он упал ничком и остался лежать на месте, как ком теста, который бросают о кухонный рабочий стол.

– Позовите к нему врача! – крикнул Гунарстранна. – Пусть осмотрит его руку!

Констебль кивнул. Менеджера по маркетингу увезли.

Сигур Клавестад спал беспокойно. Ему снилась молочно-белая кожа на фоне предрассветного окна. Во сне звонил телефон, но на том конце линии была тишина. Правда, он понимал, что ему все только снится. Он приказывал себе перевернуться на другой бок или вообще проснуться, взять себя в руки. Тревога не проходила. Казалось, страшный сон никогда не кончится. И все же ему удалось широко открыть глаза.

Он сразу заметил, что у него пропотело одеяло – задубело и стало холодным. Не шевелясь, он лежал на спине и смотрел в потолок. Была ночь. Снаружи лился тусклый свет уличного фонаря. Интересно, подумал он, который час. Тишина подсказала, что уже поздно. Шума машин совершенно не было слышно. Так тихо бывает от двух до половины четвертого, когда у ночных таксистов заканчивается смена. В четыре утра на улицу выходят рабочие утренней смены.

Всегда неприятно просыпаться посреди сна.

Как от толчка. Кажется, будто ты падаешь в бездонную пропасть и ничего не можешь поделать… И боишься, что кто-то набросится на тебя из темноты.

Он не мог заставить себя пошевелиться. Боялся шуметь. Боялся, что его кто-то услышит. Глупость, конечно, но так было всегда. С раннего детства, когда ему казалось, что в платяном шкафу прячется злодей в черной шляпе с занесенным мечом. Парализованный страхом, он долго вглядывался в темноту. Руки и ноги покрывались «гусиной кожей». Правда, потом он все же засыпал или, пересиливая себя, набравшись смелости, зажигал лампу у кровати.

Сейчас он жил один и прекрасно понимал, что его мучают детские кошмары. Тем не менее липкие пальцы его не слушались – как всегда.

Наконец он заставил себя повернуться. Тихо зашуршало одеяло. Он с трудом выпростал руку и включил ночник. У кровати появился круг тусклого света, не доходящего до углов комнаты. И все же он рывком сел и взял с тумбочки сигареты. Затянулся, совершенно не почувствовал вкуса и сразу же пожалел, что закурил… Не из-за противного привкуса во рту, а потому, что теперь придется открывать окно. Делать это ему почему-то не хотелось.