Энтони Беркли - Суд и ошибка. Осторожно - яд! (сборник)

– Ну и ну! – двумя минутами позже заметила горничная экономке. – А я-то думала, он в меня, можно так сказать, сахарницей запустит! Дурные известия получил, вот верьте слову!

– Помолчи, Эди, – одернула ее миссис Гринхилл.

Но Эди была права, и обе они это знали. Только очень плохая новость могла заставить мистера Тодхантера пропустить мимо глаз такую провинность.

Странные мысли бродили в голове мистера Тодхантера.

Они продолжали бродить всю последующую неделю, набираясь странности все больше и больше.

Всего три дня ушло у него на то, чтобы, затягивая как можно дольше, убедиться в том, что дела у него в порядке; и, как же иначе, в полном порядке они и были. После того оставалось только посиживать там и тут и никогда не взбегать по лестнице. Такое поведение, на взгляд мистера Тодхантера, выглядело неестественно, не говоря уж о скуке.

И вот тут-то эти странные мысли и вторглись в его мозг, ибо, просидев еще три дня, он понял, что больше сидеть не может. Он должен что-то сделать. Что именно, он не знал. Ну что-то. И хорошо бы что-то необыкновенное. Он вдруг осознал не без изумления, что прожил самую заурядную жизнь, и если эту унылую рутину надо прервать, то сейчас самое время. Впервые обыкновенный, подчиняющийся условностям человек, он испытал странное, нечестивое желание сделать что-то яркое, бьющее на эффект, один только раз сделать, а уж потом можно и умереть.

К несчастью, все яркие поступки других, которые приходили на ум, выглядели таким вздором! Кто-то, кажется, бросился под копыта в Дерби, чтобы доказать, что женщины имеют право голосовать. Кого-то за какую-то выходку вывели с публичной галереи палаты общин. И разумеется, этот Мосли [3], самый эффектный из всех и самый – Господи Боже мой! – дурацкий. Хотя, конечно, можно вспомнить Лоуренса Аравийского… Но вряд ли шанс, выпавший Лоуренсу, представится кому-то еще.

Что же тогда остается, все чаще думал мистер Тодхантер, в комфорте посиживая в своей библиотеке и потирая костлявые ладони, что же остается человеку в его положении, когда, движимый потребностью в самоутверждении, он жаждет совершить что-то из ряда вон, но при этом не связанное с поднятием тяжестей, беготней по лестницам и потреблением алкоголя? Ответа, кажется, не было.

Да и весь опыт жизни мистера Тодхантера ничего ему не подсказывал.

Он всегда жил, что называется, без тревог и забот. Сначала его оберегала матушка; потом закон, во время последней европейской войны запретивший брать в армию полуинвалидов и тем самым оградивший мистера Тодхантера от участия в ней, – вопреки его воле, но, нельзя не признать, во благо британской армии. Потом в чрезвычайно закрытой школе, где он одно время счел нужным трудиться, дабы избавиться от снедающего чувства своей никчемности, его щадили юные джентльмены, которые, безбожно донимая других учителей, обладали достаточным Чувством Приличия, чтобы понимать, что дразнить мистера Тодхантера – все равно что надеть перчатки на двухлетнее дитя и поставить его боксировать с чемпионом школы. Когда же несколько лет назад умерла матушка мистера Тодхантера, заботиться о нем стала его почтенных лет экономка; и всегда он был защищен от единственной воистину невыносимой напасти этого мира своим скромным, но достаточным состоянием. Таким образом, помочь мистеру Тодхантеру в том положении, в которое он попал, опыт его предыдущей жизни не мог ничем.

Что же касается его связей с внешним миром, они ограничивались игрой в бридж в кругу друзей среднего или преклонного возраста раз-другой в неделю, если по радио не передавали хорошей музыки; детской больницей, где по зову совести он каждую неделю проводил, преодолевая брезгливость, часов по шесть, обихаживая золотушных детишек ричмондских бедняков; и наконец, по средам, посещениями отдела литературы журнала «Лондонское обозрение», в котором мистер Тодхантер, обладавший ученостью и способностью к здравым, хоть и несколько буквоедским суждениям, каждую пятницу публиковал колонку с рецензией то на достойную внимания биографию, то на исторический труд. В самом деле среды, когда предстоял поход на Флит-стрит, где он в течение блаженного получаса перебирал в кабинете редактора дюжины томов, ждущих рецензии, или беседовал с самим Феррерсом, были отрадой жизни мистера Тодхантера.

Там-то он и пришел к мысли, что нужно, как у него водилось, спросить совета на стороне. Дело было, однако, такое, что консультацию следовало провести втайне. Поэтому он пригласил к себе на ужин тщательно отобранную компанию и за портвейном умело направил беседу в нужное русло. То единодушие, с которым гости, все как один безукоризненно порядочные люди, высказались за то, что проблему его решит убийство, повергло мистера Тодхантера в шок; он совсем не был уверен, что преподобный Джек Дэнни, популярный проповедник и неплохой игрок в крикет, не присоединился бы к остальным, выпей он лишний бокал портвейна, забудь про сутану и выскажись как мужчина.