Энтони Беркли - Суд и ошибка. Осторожно - яд! (сборник)

Посетителей мистер Тодхантер принимал с большим разбором. С Фарроуэем видеться отказался, уделил по нескольку минут миссис Фарроуэй и миссис Палмер, пару раз посовещался с мистером Бенсоном по поводу своего завещания, куда внес несколько новых пунктов, и впредь попросил пускать к нему только сэра Эрнеста, мистера Читтервика и мистера Фуллера. Этим троим было позволено навещать его в камере, где они сидели на дальнем конце стола между двумя чинными надзирателями и беседовали с мистером Тодхантером, который лежал в постели.

С ними он обсуждал, целесообразно ли подавать прошение о помиловании в надежде, что это даст возможность продлить общественную кампанию в защиту Палмера, которая со временем может увенчаться успехом; однако власти были настроены так непримиримо, что имелись серьезные опасения, что апелляция повлечет за собой пересмотр вынесенного мистеру Тодхантеру приговора как недостаточно подкрепленного доказательствами, – и мистер Тодхантер пришел к выводу, что лучше не рисковать.

До дня казни оставалось две недели.

Мистер Тодхантер отнюдь не горел желанием, чтобы его казнили, но он терпеть не мог бросать дело, сделанное наполовину, не говоря уж о том, что казнь его оставалась вернейшим стимулом к освобождению Палмера, какие бы там заявления ни издавало министерство внутренних дел.

– Вот как оно будет, – прогнозировал сэр Эрнест. – Едва упадет занавес, публика поднимет такой вой, что правительство просто рухнет, если оставит Палмера за решеткой. Это ясно как день. Уже сейчас в парламенте нет большинства за то, чтобы держать Палмера в заключении, и они это знают. Его выпустят непременно – это просто вопрос времени.

– Дьявол! – с досадой проговорил мистер Тодхантер. – Как бы я хотел, чтобы этот бедолага смог по-настоящему доказать свою невиновность!

Однако все доказательства были уже смотрены-пересмотрены вдоль и поперек, и среди них ни единого, которое подтверждало бы заявление Палмера, что он покинул сад мисс Норвуд до того, как прозвучал роковой выстрел.

– А тот пустой ялик! – кипятился сэр Эрнест. – Кто-то знает тайну, я в этом уверен. Кто-то был в ту ночь в саду одновременно с вами, Тодхантер.

– Мне нечего вам ответить, – беспомощно отозвался мистер Тодхантер, и это была чистая правда.

– Читтервик еще ковыряется в этом деле, – мрачно сообщил сэр Эрнест, – но толку пока никакого.

Ходатайствовать о свидании с Палмером мистер Тодхантер не стал, не находя в этом смысла. Мистер Читтервик виделся с ним, и сэр Эрнест тоже, и если уж им не удалось вытянуть из Палмера что-то новое, то и никто не сможет.

С огромной неохотой мистер Тодхантер согласился принять еще одного визитера, точнее, визитершу.

Фелисити Фарроуэй добивалась свидания с тех самых пор, как его приговорили. Мистер Тодхантер считал эту встречу бесполезной, всерьез опасался, что Фелисити сорвется и поставит всех присутствующих в неловкое положение. Но в конце концов он согласился с ней встретиться – на том строжайшем условии, что она не произнесет ни единого слова, ей позволено будет только кивать или качать головой, но не более. Фелисити прислала ему слезливую записку, что принимает это жестокое правило.

– Что ж, – с деланной веселостью приветствовал ее мистер Тодхантер, когда она, не сводя с него огромных скорбных глаз, усаживалась за стол. Чувствовал он себя при этом до крайности неуютно, не чаял дождаться конца свидания. – Судя по всему, дела идут хорошо? Пьеса пользуется успехом? Отлично. Я… наверное, мне следует предуведомить вас, что свою долю в правах на пьесу я оставляю вам, так что вы вольны стать сама себе импресарио, или как там это у вас называется. Да. Хм…

Фелисити по-прежнему смотрела на него во все глаза.

– Послушайте, дорогая моя, – с усилием над собой начал мистер Тодхантер, – я знаю, что у вас на уме. Понимаете, о чем я? Говорю вам, все знаю. Так что вопрос исчерпан, и незачем вступать в объяснения. Вы явились сюда с намерением… Господи, как же все это неловко!.. вы хотите, я полагаю, выразить… хм… признательность и все такое. Понимаю. Прекрасно вас понимаю. Мы оба знаем, что ваш зять невиновен, и я хочу, чтобы вы твердо себе усвоили: я не жалею… хм… о том, что совершил. Ни о чем не жалею. Это была опасная, ядовитая тварь, хотя о мертвых и принято nil nisi bonum, дурного не говорить. Но смерть не превратит дьявола в ангела. – Помолчав, он продолжил: – И прошу вас, забудьте обо всем раз и навсегда. Ваша мать – на редкость разумная женщина, вот и берите с нее пример. А меня жалеть незачем. Мне… неприятна жалость, понимаете? То, что я сделал… Я в высшей степени удовлетворен тем, что я сделал. Видите ли, жизнь ничего для меня не значит… Господи, да не смотрите вы так на меня! Улыбнитесь, черт возьми, улыбнитесь!