Энтони Беркли - Суд и ошибка. Осторожно - яд! (сборник)

– Что за вздор вы несете?! – вскинулся мистер Тодхантер.

– Все-все, – испугался сэр Эрнест и сидел смирно, пока таксист не остановился у его клуба.

На следующее утро мистер Бэрнс предложил суду детальную разработку своей версии.

Имеется два основополагающих факта, на которых, по мнению обвинения, зиждется причастность подсудимого к преступлению, заявил он. Во-первых, тот факт, что он обладал браслетом убитой женщины, а во-вторых, вероятность того, что единственная пуля, найденная в беседке, выпущена не из револьвера, принадлежащего Винсенту Палмеру, – с той подоплекой, разумеется, что она вылетела из револьвера, принадлежащего подсудимому.

Однако же, если вдуматься, оба факта не выдерживают никакой критики. Факт обладания браслетом доказывает только одно: что подсудимый знавал погибшую. Он не может служить уликой даже того, что подсудимый видел мисс Норвуд убитой, поскольку еще при жизни она прекрасно могла отдать ему этот браслет, например, затем, чтобы укрепить шатающийся камень, сделать второй экземпляр или в каких угодно иных целях. Тем не менее полицейские готовы признать, что мистер Тодхантер побывал на месте преступления после смерти мисс Норвуд. К чему они не готовы, так это признать, что он причастен к убийству.

– А что касается револьверной пули… – И мистер Бэрнс пренебрежительно дернул плечом. – Пулю обнаружили застрявшей в балке в дальнем углу беседки. Оказаться в таком месте она могла только вследствие на редкость скверного выстрела мимо цели. Более того, мистер Тодхантер явно забыл про эту вторую пулю (что была вторая, нам, кстати, известно только от него самого), несмотря на то что напомнить о ней должны были две оставшиеся в барабане стреляные гильзы, от которых предстояло избавиться, а не одна. Однако же мистер Тодхантер вспомнил об этом, весьма удачно, лишь в присутствии двух независимых свидетелей. Одно это уже настораживает.

Еще больше сомнений в том, что касается этого эпизода, вызывают заслушанные присяжными показания: свидетельницы, которая декабрьской ночью слышала звук выстрела со стороны беседки, и свидетеля, как раз в ту ночь в неурочный час видевшего в доме подсудимого свет, – из чего ясно, что подсудимый тогда по меньшей мере бодрствовал, а то и вообще еще не ложился. Можно придумывать этим фактам самые разнообразные объяснения; тем не менее они есть, и с ними нужно считаться.

Что же из них следует? Прежде всего то, что рассказ мистера Тодхантера о второй пуле – вымысел. Ее выпустили из револьвера отнюдь не в сентябре прошлого года, а в декабре. К тому времени мистер Тодхантер, когда-то наивно веривший в то, что стоит ему явиться в полицию и признаться в каком-нибудь преступлении, как его немедленно арестуют, – к тому времени он уже осознал, что никаких улик против него нет. Поэтому он эти улики фабрикует. Первейшей уликой в таком деле, естественно, считается пуля – и вот в ночь на третье декабря он отправляется на место преступления, приходит туда незадолго до полуночи и впервые стреляет там из своего револьвера. В ходе той же ночной прогулки он, несомненно, оставляет в саду следы, каковые, ликуя, в присутствии двух свидетелей находит на следующее утро. Тем же утром, при тех же свидетелях на редкость вовремя он «вспоминает» про пресловутый второй выстрел. Вот как, на мой взгляд, шел ход событий – и разве это не более убедительное объяснение, к тому же подкрепленное показаниями, чем сумасбродные утверждения обвиняемого – или нам стоит переименовать его в «самообвинителя»? Предложенное мной объяснение к тому же правдоподобно обосновывает те весьма полезные отпечатки ног, сломанные ветки и тому подобное, что обнаружили два свидетеля на пути через сады соседей к саду мисс Норвуд. Ибо здравый смысл и весь опыт жизни не позволяют нам допустить, чтобы эти следы могли сохраниться долгие месяцы вопреки дождям и непогоде нашей английской зимы!

Присмотритесь к рассказу мистера Тодхантера. Присмотритесь, и вы поймете, что это сплошные утверждения – и никаких доказательств. Возьмем что угодно – вот, к примеру, тот факт, что выброшена единственная неопровержимая улика, смертоносная пуля. Мистер Тодхантер утверждает, что сам ее выбросил, и нам остается только принять это на слово. Но слово-то это таково, что в данных обстоятельствах положиться на него никак не возможно! Нам уже доводилось отмечать, как необычен сам по себе этот поступок, но тогда мы рассматривали мотив, а не действие. Давайте же теперь возьмемся за действие. И что мы увидим? Да ту вероятность, что оно, это действие, существовало единственно в богатом воображении мистера Тодхантера; никуда он не выбрасывал никакой пули, но, однако же, знал, что некая пуля была выброшена, знал, кто ее выбросил, может быть, даже видел, как это произошло. Доказательства и еще раз доказательства – вот что требуется в суде, но именно доказательств недостает этому причудливому самооговору, и, – рискнул предположить мистер Бэрнс, – ничего более несуразного не происходило еще ни в одном из судов Великобритании.