Артур Конан Дойль - Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона

Вдруг мои думы были прерваны звуком быстрых шагов и голосом, зовущим меня по имени. Я обернулся, ожидая увидеть доктора Мортимера, но, к удивлению своему, убедился, что за мною бежит совершенно незнакомый человек. То был небольшого роста, худой, гладко выбритый мужчина, с белокурыми волосами и впалыми щеками, лет от тридцати до сорока, в сером костюме и соломенной шляпе. У него через плечо висела жестяная ботаническая коробка, а в руке была зеленая сетка для ловли бабочек.

– Я уверен, доктор Ватсон, что вы извините мне мою смелость, – сказал он, когда, запыхавшись, добежал до меня. – Мы здесь на болоте люди простые и не ждем формальных представлений. Вы, может быть, слышали мое имя от нашего общего друга, доктора Мортимера. Я Стапльтон из Меррипит-гауза.

– Я бы узнал вас по сетке и ящику, – ответил я, – потому что мне известно, что мистер Стапльтон натуралист. Но как вы узнали меня?

– Я был у Мортимера, и он указал мне на вас из окна своей операционной комнаты. Так как нам с вами по пути, то я решил вас догнать и представиться вам. Надеюсь, что сэр Генри не чувствует себя хуже после путешествия?

– Он чувствует себя очень хорошо, благодарю вас.

– Мы все боялись, что после трагической смерти сэра Чарльза новый баронет не захочет жить здесь. Нельзя требовать от богатого человека, чтобы он похоронил себя в таком месте, но нечего говорить, что если он поселится здесь, то принесет большую пользу стране. Полагаю, что сэр Генри не одержим никакими суеверными страхами?

– Не думаю, чтобы это могло быть.

– Вам, конечно, знакома легенда о вражеской собаке, преследующей род Баскервилей?

– Слыхал о ней.

– Удивительно, насколько легковерны здешние крестьяне. Некоторые готовы поклясться, что видели подобную тварь на болоте.

Он говорил с улыбкою, но мне казалось по его глазам, что он смотрит на дело сериознее, чем хочет это показать.

– История эта сильно подействовала на воображение сэра Чарльза, и я не сомневаюсь, что она была причиною его трагической смерти.

– Но каким образом?

– Его нервы были настолько напряжены, что появление какой бы то ни было собаки могло произвести роковое действие на его больное сердце. Я думаю, что он в самом деле видел что-нибудь в этом роде в тисовой аллее в последнюю свою ночь. Я опасался несчастия, потому что очень любил старика и знал, что сердце его слабо.

– Почему вы это знали?

– От друга моего Мортимера.

– Так вы думаете, что какая-нибудь собака преследовала сэра Чарльза, и что он вследствие этого умер от страха?

– A вы можете объяснить его смерть как-нибудь иначе?

– Я не пришел еще ни к какому заключению.

– A мистер Шерлок Холмс?

От этих слов дыхание остановилось у меня в груди, но, взглянув на спокойное лицо и немигающие глаза своего спутника, я увидел, что у него не было никакого намерения застать меня врасплох.

– Бесполезно нам, доктор Ватсон, притворяться, что мы вас не знаем, – сказал он. – Отчеты о вашем сыщике дошли до нас, и вы не могли его восхвалять без того, чтобы не сделаться самому известным. Когда Мортимер назвал мне вас, он не мог отрицать подлинности вашей личности. Если вы здесь, значит, мистер Шерлок Холмс заинтересован этим делом, и естественно, что мне любопытно узнать, какого он держится мнения.

– Опасаюсь, что я не в состоянии ответить на этот вопрос.

– Смею я вас спросить, сделает ли он нам честь своим личным присутствием?

– В настоящее время он не может покинуть Лондона. Его внимание поглощено другими делами.

– Какая жалость! Он мог бы пролить некоторый свет на то, что так темно для нас. Что же касается ваших расследований, то если каким-нибудь образом я могу быть вам полезен, то, надеюсь, вы будете располагать мною. Если бы я имел некоторые указания на свойства ваших подозрений или на способ, каким вы полагаете вести свои расследования, то, может быть, я и в настоящую минуту мог бы оказать вам помощь или подать совет.

– Уверяю вас, что я здесь просто в гостях у своего друга сэра Генри и не нуждаюсь ни в какой помощи.

– Прекрасно! Вы совершенно правы, желая быть осторожным и сдержанным. Я поделом проучен за то, что считаю непростительною навязчивостью, и обещаю вам больше не упоминать об этом деле.

Мы дошли до пункта, где узкая поросшая травою тропинка, отделившись от дороги, вилась по болоту. Вдали поднимался крутой холм, усыпанный валунами; с правой стороны он был в далеком прошлом изрыт каменоломнями, а передней своей стороной смотрел на нас темным утесом, поросшим по скважинам папоротником и терновником. Из-за дальней вершины вилась серая струйка дыма.