Валерий Гусев - Враг из прошлого

Это уже какие-то новые песни.

– Матвеич обидится.

– Спасибо скажет.

– И папа обидится.

– И папа спасибо скажет.

Вот и поговори с ним.

– А мама что скажет? – последний довод.

– Мама скажет: из двух сыновей один всегда самый умный, а другой… самый старший.

Самый старший дал самому умному подзатыльник.

– Это не аргумент, – вмешалась тетушка Тильда.

– А зонтиком по башке – аргумент? – засмеялся Алешка.

– Это суровое возмездие.

Меня тревожила наступающая ночь. Алешка был безмятежен. Он, наверное, надеялся, что скоро приедет папа. Или еще на что-то. Но папа пока не приехал и даже не позвонил.

А тьма вокруг сгущалась.

Помню, как-то в далеком детстве я читал какую-то старинную книгу. И там говорилось, что был такой обычай: непримиримые враги, обнажив шпаги, сражались в темном подземелье. Они не видели друг друга, только слышали шорох шагов и тяжелое дыхание противника. Они наносили в темноту удары шпагой. Иногда – в пустоту, иногда – в живое тело врага. И было такое поверье, что в этой дуэли во мраке побеждает тот, кто честен и прав.

Я об этом вспомнил, потому что мне показалось, будто все это время мы вслепую тыкали шпагой в темном подвале. Правда, тут же мне подумалось, что у младшего брата в левой руке был маленький фонарик. Как у Комарика в «Мухе-цокотухе».

– Вари окрошку! – распорядился Алешка. – Я такой голодный.

– Молнию поддерни, – посоветовал я. – И проверь сигнализацию.

– Фиг с ней! Никто сегодня не припрется. Если только папа. Со своими операми.

Старший брат послушался умного.

Окрошку варить не надо. Она готовится за десять минут. Я принес в кают-компанию всю кастрюлю, чтобы не бегать на кухню за добавкой.

– Изуми-и-и!.. – сказал Алешка, отставив первую тарелку. – Но малова-а-а!..

Мы навернули еще по тарелке.

– Лех, – спросил я, – а почему ты думаешь, что Ганс не придет сегодня ночью поджигать дом?

– А он очень занят, Дим. Я его загрузил.

– Коньяк пьет?

Тут последовал неожиданный ответ:

– Уже не пьет. Уже бегает. Дим, надо папе и Матвеичу окрошки оставить.

– А что тут оставлять? – Я наклонил кастрюлю. – Тут одна тарелка осталась.

– Интересно – кто ее достоин?

Мы уснули, полные до краев окрошки и гордые за расправу с Марковским. И уверенные в том, что все опасности нам уже не грозят.

И ошиблись. Глубокой ночью у калитки грохнула хлопушка.

– Папенька прибыли, – сквозь сон пробормотал Алешка и сел на своем рундуке. – Опять штаны надевать надо.

Пока мы оделись и, булькая окрошкой в животах, спустились вниз, там уже топталась целая команда приехавших. Матвеич и папа отряхивались от конфетти, а двое оперативников посмеивались, убирая пистолеты в подплечники.

– А чего вы приехали? – спросил Алешка. – На готовенькое?

– Штаны застегни, – сказал папа.

– Сеню привезли? – спросил Алешка.

– В машине сидит.

– Плачет? Вы ему не верьте. Это он заказал Гансу ограбить квартиру гражданина О.

– Великий артист, – усмехнулся Матвеич.

– Он не великий артист, он мелкий жулик, – сказал я. – Он у Матильды подсвечник чуть не украл.

– Разберемся, – пообещал папа. – Возьмем Ганса и разберемся. – Он достал мобильник и что-то там приказал. А потом спросил меня: – Поесть что-нибудь найдется?

– Окрошка была, – неуверенно ответил я. – Но Алешка…

– Понятно, – кивнул папа. – То-то у него джинсы на пузе не сходятся.

– Я вам яичницу сделаю.

Молодые опера обрадовались:

– С колбасой или с салом?

– С солью, – сказал Алешка. – У Матвеича соли до фига. Девать некуда.

После яичницы мы услышали на берегу фырканье катера.

– И мы с вами, – строго заявил Алешка.

– Во втором эшелоне, – сказал папа.

Уже светало, когда милицейский катер подошел к причалу лодочной станции.

– Извините, – сказали опера и отодвинули в сторону Матвеича и папу. – Это наша работа.

Они вскочили на причал, вышибли дверь и ворвались в дом. И вышли оттуда с пустыми руками. Рванулись в мастерскую. Тоже пусто.

– Неужели ушел? – огорченно покачал головой Матвеич.

– Он в туалете, – сказал Алешка.

Опера его услышали. Подбежали к туалету, и один из них, с юмором, закричал:

– Выходи, Леопольд! Выходи, подлый трус!

– Он не может, – сказал я. – Он заболел. У него насморк.

– В попе, – хихикнул Алешка.

Когда тетушка Тильда узнала о том, что Алешка влил в коньяк слабительное из бутылочки на подоконнике, то сначала пришла в ужас, а потом долго смеялась: