Данила ринулся в бой на защиту сестры и ее подруги.
– Что вы к малышам пристали! – завопил он, врезавшись в гущу обидчиков.
Противники сперва не поняли серьезности его намерений.
– Тебе-то что? Вали отсюда! – пренебрежительно отпихнул его один из них.
– Это моя сестра! – подступил к нему со сжатыми кулаками Данила.
– Нам-то какое дело. Хочешь, плати сам за нее. Выкупай. А если такой добрый, можешь выкупить и вторую.
Удар пришелся точно в глаз главарю.
– Девчонки! Бегите отсюда! – крикнул Данила.
Но те застыли на месте.
Данилу подхватили четыре руки и с силой отшвырнули в сторону, прямо на груду труб, валявшихся в глубине двора. Это было последнее, что он помнил. Дальше – жгучая боль и темнота. Когда мальчик пришел в себя, оказалось, что ноги двигаться перестали и встать самостоятельно он не может.
Те, кто его искалечил, потом явились под предводительством своей классной руководительницы к Даниле в больницу, извинялись, мол, они не хотели такого, случайно вышло. Увы, ногам от их покаянных речей лучше не стало. И две операции тоже не помогли.
Врачи, правда, обнадеживали: положительная динамика наблюдается, есть у Данилы шанс когда-нибудь встать на ноги. Вопрос оставался: когда? И сколько Даниле еще придется выдержать операций? Ответа на это никто не знал.
А пока надо было продолжать жить и держать себя в форме. Чтобы, когда наконец наступит счастливый день, по возможности скорее восстановиться.
Мама с бабушкой по очереди массировали каждый день Данилины безжизненные конечности. Дедушка сконструировал специальную систему блоков и противовесов, помогающую внуку поднимать и опускать ноги, а заодно руки и торс качать. Два часа ежеутренней изнуряющей гимнастики.
В школу Данила чаще не ходил, занимался дома. Самые трудные темы приходили и объясняли учителя, и ежедневно Илья задания приносил и относил на проверку готовые работы. Осенью и весной, когда стояла хорошая погода, Данила иногда сам приезжал на уроки. Коллективными усилиями ребята доносили его в коляске до класса. Но такие дни были как праздники. В остальное же время он большей частью был прикован к дому, и хочешь не хочешь приходилось с этим мириться. Хотя мириться порой оказывалось совсем не легко.
Его деятельная натура восставала против неподвижности и замкнутого пространства. Ему часто снилось, как он по-прежнему бегает кроссы на физкультуре, играет в футбол, носится на велосипеде наперегонки с Ильей. Пробуждение после подобных видений было кошмарным. Жить не хотелось. Данила впадал в отчаяние. Что, если врачи ему врут и на самом деле он никогда больше не встанет на ноги? Даже хотя бы на одну. Всю жизнь в проклятой коляске? Всю жизнь от кого-то зависеть?
С годами Данила научился бороться с отчаянием, загонять его точными ударами в самый дальний, глухой уголок души. Он не имел никакого права раскисать. Ведь этим он доставлял боль не только себе, но и близким: Данила видел, какое страдание появляется в глазах у мамы. И теперь, когда подступало отчаяние, он лишь с удвоенной силой налегал на физику, химию и биологию.
Если тело не сумеет справиться с болезнью, он сам справится со своим телом! Изобретет какое-нибудь устройство, которое заставит двигаться его ноги! Но для этого надо учиться. Без знаний никуда не денешься. И чтобы достичь цели, нужны блестящие знания, гораздо глубже, чем у его здоровых сверстников…
Но куда же пропал Илья? Сто раз можно до подвала дойти и вернуться. Он их там не нашел? Или с ними и впрямь что-то случилось? Неужели трудно позвонить? Ладно, придется самому.
Полное разочарование. По телефону Илья не ответил. И Данила быстро понял почему: из Илюхиного рюкзака, оставшегося в передней, донеслись настойчивые трели.
– Балда! Забыл телефон! «Оставайся на связи! Оставайся на связи!» – передразнил Данила Илью. – Интересно, как мне теперь осуществить эту связь?
– Мр-р мяу. – В комнату степенно вошел Черчилль.
Он потерся о колесо коляски.
– Вас только здесь еще не хватало, сэр, – проворчал Данила.
– Мр-р мяу. – Кот бесцеремонно запрыгнул ему на колени.
Данила удивился. Обычно Черчилль не слишком любил сидеть у кого-нибудь на коленях. Исключение делалось лишь для Марфы. Она могла его тискать сколько угодно, до остальных же членов семьи Соколовых Черчилль попросту снисходил, не допуская по отношению к себе никакой фамильярности.
И вот нате вам – по собственной воле забрался Даниле на коленки.
Читать дальше