Виль Липатов - Операция «Икс два нуля»

— Он с ножом ходит! — тихо сказал Валерка-Арифметик. — То есть, может, не ходит, но мне Митька говорил, что у него финка есть… Булатной стали…

— А кастет я у него сам видел! — тоже тихо сказал Генка.

— Ленька настоящий хулиган! — сказал я. — У него два привода в милицию…

— Значит, боитесь! — опять презрительно усмехнулся Илюшка. — Трусите… А я больше не хочу быть никем, кроме как Илюшкой Матафоновым. А вы, значит, трусите! Ну и до свидания!

И опять пошел по песку.

— Ты куда, Илюшка? — спросил его Валерка-Арифметик.

— Осматривать позиции врага, — ответил Илюшка. — Вы думаете, я других ребят не найду… Будьте спокойны — не все такие трусы, как вы…

— Подожди, Илюшка! — сказал я. — Мы тоже пойдем с тобой осматривать позиции врага…

— Справедливо! — сказал Валерка-Арифметик. — Человека одного бросать нельзя в трудную минуту.

— Опять начинает командовать! — сказал Генка Вдовин. — Его еще никто не выбирал командиром, а он уже командует… Я, может быть, тоже хочу быть командиром…

Мы надели штаны и пошли за Илюшкой. Я шел позади всех и думал, кто это дернул меня за язык, когда я первый захотел пойти осматривать позиции врага. Я ведь, честное слово, не хотел идти войной на Леньку Пискунова. Я его боюсь, этого Леньку Пискунова, а вот первый заорал, что пойду. «Это, наверное, во мне совесть говорит», — подумал я. Папа утверждает, что совесть такая вещь, с которой ухо надо держать востро. «Ох, как бы из-за этой совести мне не погибнуть ни за грош ни за копейку!» — подумал я.

Воевать с Ленькой Пискуновым! Я его еще и в глаза не вижу, а в животе у меня холодно, словно я съел шесть порций мороженого. «Погубит меня эта совесть!» — подумал я, когда мы подходили к дому Леньки Пискунова.

Рядом с нашими четырехэтажными домами стоят деревянные, крепкие, большие дома. Мой папа называет их кулацкими хуторами. Один дом похож на терем — окна в завитушках, крыльцо в завитушках, на крыше чего-то такое тоже в завитушках, а вокруг дома — здоровенный сад. В нем растут сирень, малина, клубника, ранетки; рядом с садом огород. Сад, огород и дом обнесены высоким забором, за которым сидит на цепи лохматый и презлой пес. Это и есть дом Леньки Пискунова.

— Тот еще укрепрайон! — сказал Илюшка, покачивая головой. — Артиллерия нужна!

— Ла Рошель! — сказал Валерка-Арифметик. — Требуется осадная техника…

Мы с Генкой Вдовиным ничего не сказали — я потому, что думал о Леньке Пискунове, а Генка потому, что искал палочку, чтобы дразнить собаку. Он нашел ее, взял да и просунул в щелочку забора. И тут сразу начался концерт «художественной самодеятельности» — пес залаял, захрипел, завизжал колечком по проволоке, налетел на забор так, что доски застонали, потом кто-то (нам из-за забора не видно — кто) выбежал на крыльцо и давай кричать, потом еще кто-то, да еще кто-то, а потом послышалось, как шуршат кусты. Это значит, хозяева подумали, что хулиганы забрались в огород и, наверное, воруют огурцы.

— Вон как они забегали! — презрительно сказал Илюшка. — Как ужаленные…

— Частнособственнические тенденции, — сказал я. — Пережитки проклятого прошлого. Здесь нужна большая воспитательная работа…

— Иди ты, Американец! — сказал Илюшка. — А ты, Генка, подразни еще собаку, может быть, сам Ленька выйдет…

— О! — обрадовался Генка Вдовин. — Хорошо, Илюшка! Я ее сейчас так раздразню…

Он перестал дразнить собаку палочкой, а взял да и полез на забор, гремя досками. Ну, тут, конечно, пес чуть с ума не сошел, а люди так забегали, точно случился пожар.

— Алю-лю! — кричали за забором. — Алю-лю его… Спускай Пирата… Кому говорят, спускай Пирата…

— Слазь, Генка! — сказал Илюшка. — Если Ленька дома, он живо выбежит.

Он только сказал это, как мы услышали голос самого Леньки:

— Куси его, Пиратка, куси!

Голос у него был толстый и злой, как у Пирата, и я сразу представил, какой он, этот Ленька, — тяжелый, красный от злости. Он всегда такой, Ленька Пискунов!

— Сейчас выйдет на улицу! — сказал Илюшка. — Обязательно выйдет!

Сам не знаю, как это получилось, но, подумав, что сейчас выйдет Ленька Пискунов, мы встали плечо к плечу и даже как-то потянулись вверх, чтобы быть выше ростом. У меня, конечно, опять стало прохладненько в животе, но я подобрал его и затаил дыхание. «Эх! — подумал я. — Пропадешь ты, Борька Синицкий, ни за грош ни за копейку!» Тут и вышел из ворот Ленька Пискунов. Он увидел нас и даже обрадовался. Ленька, наверное, раньше думал, что через забор лезет кто-то большой и важный, а это мы.