Виль Липатов - Операция «Икс два нуля»

Больше ничего у них в комнате не было. От этого было свободно, светло и нечего было нечаянно задеть и уронить на пол, но мы все равно застеснялись. Это потому, что в комнате Александра Матвеевича и Ольги Алексеевны была очень даже сильная чистота. Ну просто как в больнице. Поэтому мы остановились в дверях и не проходили.

— Что за фокусы! — сердито сказала Ольга Алексеевна. — А ну, проходите немедленно! Марш по местам!

Мы сели на табуретки вокруг стола, а Ольга Алексеевна ушла в кухню. Сначала там было тихо, а потом загремели ложки и чашки. Тогда мы испуганно переглянулись.

— Мы уже, Ольга Алексеевна! — закричал Илюшка. — Меня сегодня уже три раза кормили.

— Меня тоже! — завопил я. — Даже не три, а четыре!

— И я кормленый! — запищал Валерка-Арифметик.

— Меня тоже не надо кормить! — сердито сказал Генка Вдовин. — Я и так жирный.

Ольга Алексеевна вышла из кухни:

— Молчать, битая команда! Я вас кормить не буду — время не обеденное… Я вас буду поить чаем с вареньем. И не орите пожалуйста!

Она пошла в свою кухню, а в комнату, где мы сидели вдруг вошел Александр Матвеевич.

— Ровно восемь! — сказал он, глядя на часы. — Это чего вы раньше времени притащились?

— Мы по Валеркиным часам! — торопливо сказал Илюшка и вскочил со своей табуретки. — Александр Матвеевич, я вам сразу скажу — давайте честное слово! Если вы не дадите, то мы будем молчать, как рыбы…

— Вот это да! — засмеялся Александр Матвеевич. — Какое честное слово ты хочешь брать с меня?

— Чтобы вы не вмешивались! Мы вам все расскажем, но вы дайте слово не вмешиваться!

— Сейчас подумаю! — спокойно сказал Александр Матвеевич, усаживаясь на подоконник.

В наших домах подоконники низкие, и сидеть на них очень удобно; я бы тоже сидел, если бы мама не ругалась. А Александра Матвеевича ругать некому.

— Дайте честное слово, что не будете вмешиваться и никому не расскажете! — торжественно произнес Илюшка.

— Даю честное слово, — тоже торжественно сказал Александр Матвеевич, — что никому не расскажу про то, как Ленька Пискунов обворовал продуктовый ларек, а Илюшка Матафонов с битой командой решил его выследить! И про коляску инвалида дяди Петра тоже не скажу…

Тут стало так тихо, что я услышал, как Ольга Алексеевна в кухне бренчит ложками. Илюшка без звука, как в немом кино, сел на табуретку и захлопал глазами.

— Вот это да! — жалобно сказал он.

— Ишь, какой хитрый! — засмеялся Александр Матвеевич. — Он знает, кто обворовал ларек, а я, старый чекист, не знаю!

— Александр Матвеевич, — тихо сказал Илюшка. — Александр Матвеевич, у вас сколько всего было… Вы и басмачей ловили, и шпионов, и контрабандистов, а у меня ничего! Отдайте мне Леньку Пискунова!

— Я ему весь пиджак изорву! — зло закричал Генка Вдовин.

— Человек должен быть справедливым! — сказал Валерка-Арифметик. — Илюшка вон уже и расстояние до забора измерил, свою версию преступления составил, а вы хотите вмешиваться… Несправедливо!

— Мы сами будем бороться с этим пережитком прошлого! — сказал я. — Вы, пожалуйста, не вмешивайтесь, Александр Матвеевич!

Мы соскочили с табуреток, окружили Александра Матвеевича, который по-прежнему сидел на подоконнике, и стали просить его не вмешиваться. А он все посмеивался и ничего не говорил. Я уже подумал, что нам его не уговорить, как из кухни вышла Ольга Алексеевна. Она вытерла руки о фартук, засмеялась и сказала:

— Успокойтесь, ребята, Александр Матвеевич не будет вмешиваться! Это он нарочно вас дразнит, чтобы узнать, по-настоящему вы занялись Ленькой Пискуновым или не по-настоящему!

— По-настоящему! — заорали мы.

Ольга Алексеевна еще веселее засмеялась, но вдруг перестала смеяться. Она стала такая строгая, как будто кто-то совершил тяжелое преступление. Просто страшно было смотреть на нее…

— Александр! — шипящим голосом сказала Ольга Алексеевна. — Слазь немедленно с подоконника, Александр! Это же хулиганство — сидеть на подоконнике!

— Виноват! — сказал Александр Матвеевич, слезая с подоконника. — Больше не буду!

— То-то! Смотри у меня!

Мне стало очень смешно. Я думал, что Александра Матвеевича ругать некому, а его очень даже есть кому ругать. И я подумал, что если в доме живет женщина, то уже, значит, никак не посидишь на подоконнике.

— А теперь будем пить чай! — объявила Ольга Алексеевна. Она живо накрыла стол скатертью, поставила конфеты, варенье и налила нам по чашке чаю: Александру Матвеевичу черный, как деготь, а нам коричневый, как мед. Александр Матвеевич взял свою чашку и поднял ее.