Наталия Волкова - Разноцветный снег

– Во время войны на месте школы устроили госпиталь, – услышала я издалека, – но его разбомбили в первый же день оккупации вместе со всеми ранеными. Зимой жители растапливали снег и пили эту воду. Жилые дома захватчики разбирали на блиндажи, в городе не было воды и электричества, а школы были закрыты. В подвале центральной аптеки устроили тюрьму, где и убивали обычных горожан, ну и за городом, на выгоне шли ежедневные расстрелы. Оккупация города закончилась 21 января 43-го года. В тот день стоял мороз…

Я снова увидела перед собой пустую разбитую улицу: прямо на дороге валялись перевернутые грузовики, мотоциклы, а в отдалении слышались одинокие выстрелы и пулеметные очереди. Но в одно мгновение все переменилось: голоса, топот солдатских сапог по заледенелой мостовой, выкрики со всех сторон. Солдаты открывали двери, стучали в закрытые ставни и кричали, кричали:

– Все кончилось! Город освобожден!

Я, конечно, смотрела фильмы про войну, и по закону жанра сейчас всем положено было обниматься и целовать победителей. Но ничего такого не происходило: из подвалов робко выглядывали истощенные, измученные люди, не верящие в освобождение. Они были готовы к любой провокации, к пуле в лоб, к взрыву мины, поэтому так недоверчиво и выползали на свет. Но, когда окончательно поняли, что вокруг – свои, вот тут и началось то, что показывают в фильмах. Солдат обнимали, поили талым снегом. И вдруг я увидела странное. Голос Якова Семеновича стал громче и напряженней, и тут-то я поняла, что вот ради этого он и рассказывал нам всю историю. По оживленной толпе людей, вышедших на свободную улицу, прошел ропот, потом все громче и отчетливей послышались возмущенные выкрики, ругань и проклятья. Толпа немного расступилась, и я увидела, как два солдата тащили худого избитого человека. Он шел босым, в брюках и рубахе, задравшейся до самой груди, но лица было не рассмотреть: на голову ему накинули мешок. Пока его тащили сквозь толпу, какая-то женщина с ведром плюнула в него, а солдат пнул сапогом.

– В день освобождения города, – голос Якова Семеновича отдавался эхом в тишине читального зала, – было схвачено около тридцати предателей и полицаев, сотрудничавших с фашистами. Среди них арестовали и бывшего учителя немецкого языка Антона Петровича Старцева. С того дня его никто больше не видел.

– Туда ему и дорога, – глаза Виталика горели, – дед говорил, он у фашистов переводчиком был, все их листовки и указы переводил.

– Ага, нам тоже в школе говорили, что из-за этих предателей кучу народа расстреляли и повесили, – убедительно кивнула малышка Таня.

– Да они бы и так расстреляли! – встрял Даня. – Им без разницы было, кого стрелять.

– У меня брата прабабушки чуть не убили за то, что он яблоко у фрица стащил, – вставила я свои пять копеек.

– То есть вы все уверены, что он предатель. И никаких сомнений? – Яков Семенович окинул нас странным взглядом.

Все изумленно уставились на него.

– Ну, вообще-то я тоже так думал, пока не наткнулся на это, – Яков Семенович помахал в воздухе старинной бумажкой. – Это я нашел в архиве военных документов. Не знаю, как его не уничтожили.

Он потер переносицу и нахмурился, разбирая полустертые буквы.

Дорогая Катенька!

Вчера похоронил Сару и Левочку. Есть совсем нечего, завтра иду наниматься в штаб. Сама понимаешь, никогда бы не пошел, если бы не обстоятельства. Ты знаешь, о чем я. Дело даже не в продуктах (хотя и в них тоже) – больше всего я боюсь незваных гостей, и это единственная возможность втереться в доверие. Береги себя, родная, ты единственное, что у меня осталось. И ни в коем случае не ходи ко мне, с завтрашнего дня это станет еще опаснее. Не знаю, свидимся ли когда-нибудь.

Верю, что весь этот ужас закончится.

– И что? – Виталькин вопрос прогремел как выстрел в полной тишине. – Чем не предатель? Вон он так и пишет: жрать нечего, боюсь за свою шкуру, пойду завтра наниматься к фрицам. Все понятно.

– Да вообще конкретный такой мужик, – подхватил Даня, – решил подстраховаться на случай фашистской победы, да и помочь им немного. Ну, не повезло, не те победили. Его, кстати, тоже понять можно.

– А что за гости? И какие обстоятельства? И почему он уверен, что не свидятся?

– Ну-у, понеслась, – закатил глаза Виталик. – Танечка без вопросов как креветка без моря.

– А вопросы-то толковые, – задумчиво сказал Яков Семенович, и малышка Таня благодарно посмотрела на него. – Вот что у него могли быть за причины, что он решил к немцам пойти?