Ирина Пивоварова - Старичок в клетчатых брюках

– Как зачем? Подтягиваться!

Близнецы с Андреем схватили Павлика за руки и потащили к турнику.

Волей-неволей Павлику пришлось подпрыгнуть и ухватиться за холодную перекладину. Честно говоря, он никогда в жизни не подтягивался на турнике.

– Ра-а-з, – стали считать братья. – Два-а-а…

Люська вытаращенными от удивления глазами глядела на Павлика.

Огромным усилием воли Павлик подтянулся во второй раз… и вдруг силы оставили Павлика, тело налилось железной тяжестью, ослабевшие, непривычные к турнику пальцы сами собой разжались, и Павлик рухнул на землю, прямо в лужу под турником.

– Три! – пронзительно крикнула Светка, и все захохотали.

Весь перемазанный, грязный, Павлик сидел на земле и пошевелиться не мог от стыда.

Красная как рак Люська бросилась к нему.

– Вставай скорее! – с ненавистью зашептала она. – Говорила тебе, не ходи на турник! Тоже мне, мастер спорта нашёлся!

И Люська дёрнула Павлика за руку и принялась счищать с него налипший песок.

Близнецы и Светка помирали со смеху.

– Это тебе не в пуговки играть! – презрительно прищурился Андрей. – Трёх раз не подтянулся! Эх ты, Тефтеля!

– Тефтеля! Тефтеля! – задразнилась за Павликиной спиной Светка. – Пашка – Тефтеля!

– Тефтеля! Пашка – Тефтеля! – дружно подхватили братья.

Павлик, тяжело дыша, стоял перед Анд-реем. Андрей глядел на него и насмешливо улыбался.

– Ну, что же ты?! – волновалась Люська. – Дай ему как следует! Чего ты ждёшь?

Но у Павлика никогда бы не поднялась рука стукнуть улыбающегося человека! Он стоял и смотрел на Андрея, а Андрей спокойно смотрел на него.

– Жирная Тефтеля! Тощая Спица, Тефтелина сестрица! – завопила Светка.

И близнецы в один голос подхватили:

– Жирная Тефтеля! Тощая Спица, Тефтелина сестрица!

– Ах, вот вы как?!! – рассвирепела Люська. – Да сами вы… сами вы… знаете кто? Пошли отсюда, Павлик! Знать я их больше не хочу!

И Люська схватила Павлика за рукав и возмущённо потащила к дому.

– Светка-табуретка! Петухи-че-пу-хи! Андрей-балдей съел жареных детей! – выкрикивала она на ходу и грозила всем маленьким, крепко сжатым кулаком.

– Ха-ха-ха! – смеялись Светка и близнецы.

– Фу! – высунулся в окно Светкин дядя Дмитрий Ферапонтович. – До чего же некрасиво! Девочка, а какие глупости болтаешь! Плохо тебя родители воспитывали!

…Возле подъезда Люську с Павликом нагнал один из близнецов.

– Эй, вы свои пуговицы дурацкие забыли, – сказал он и сунул в руки Павлику ситцевый мешочек.

Дверь за Павликом и Люськой громко захлопнулась.

– Нахалы! – возмущалась Люська, взбираясь по лестнице. – Да если бы я знала, кто они такие, я бы не с пуговицами, а с револьвером вышла! Гады! Бессовестные! А ты тоже хорош! Не брат, а сплошное недоразумение! Его дразнят, а он молчит! Надо было самому дразниться, понял?

– Не надо, – тихо сказал Павлик.

– Почему? – удивилась Люська.

– Не хочу, – сказал Павлик, взглянул на Люську, и Люська прочла в его серых в зелёную крапинку глазах с рыжеватыми ресницами что-то такое, отчего только вздохнула и тихонько сказала:

– Дураки они, правда, Павлик?

…Павлик не помнил, как дошёл до квартиры. Не помнил, как открыл ключом дверь. В его ушах гремело ужасное слово «тефтеля», глаза видели насмешливые лица ребят.

Молча стянул с себя Павлик куртку, молча отшвырнул ногой попавшегося на пути Тимофея, которого раньше не то что ногой, а и пальцем не трогал, вошёл в ванную, закрыл на щеколду дверь, открыл кран с водой, сел на стиральную машину и заплакал.

– Павлик! – затрясла дверную ручку Люська. – Ты чего закрылся? Открой сейчас же!

Но в это время в прихожей зазвонил телефон и голосом Люськиной мамы Лидии Сергеевны приказал Люське немедленно идти домой.

– Ты что, забыла, что мы в поликлинику идём? Сколько можно тебя ждать?!

– Пока, Павлик! – сокрушённо сказала Люська зелёной двери ванной комнаты. – Зря ты так! Мы ещё им отомстим, вот увидишь!

Павлик плакал. Горячая вода лилась из крана с громким шумом. Тимофей удивлённо и сочувственно глядел в щёлку двери круглыми глазами.

«Что с тобой? – будто хотел спросить Тимофей. – Чего ты ревёшь? Или подрался? Или обидел кто? Ты только скажи, я тому глаза выцарапаю!»

Слава богу, никто, кроме Тимофея, не видел, как ревёт Павлик! Что ж, можно и поплакать, если никто не видит. Ведь обида в самом деле велика! Поглядели бы мы, что с вами было бы, если бы вас Тефтелей прозвали! Да ещё на глазах собственной сестры! И главное, за что? Буквально ни за что!