Василий Ардаматский - Опасный маршрут

Нравившаяся Аксенчуку девушка предпочла его сыну известного художника. Официанты в ресторане перестали называть его по имени-отчеству.

Злобная обида на всё и вся породила в душе Николая утомительно не проходящую зависть ко всем, кого он про себя называл удачниками в жизни. Он завидовал даже профессору Вольскому. «Ну, хорошо же, – решил он, – вы еще обо мне услышите». Ему грезилось, как он в институте придумает какую-то «штуку», после чего сам Вольский сделает его своим ближайшим помощником. Но проходили месяцы, годы, а никакой «штуки» он придумать не мог. И тогда появилось унылое равнодушие к работе, породившее в конце концов и ту роковую забывчивость, за которую его выгнали из института…

Аксенчук сдал секретарю документы. Тут же сотрудник отдела кадров вручил ему его трудовую книжку и копию приказа, а кассир – зарплату за десять дней… Аксенчук вышел на улицу и остановился, не зная, куда направиться. Окаемов насторожился – наверно, это он и есть, тот, кого он выслеживал уже несколько дней. Опустив руку в карман, Аксенчук нащупал там только что полученные деньги: «Зайду в ресторан…» Эта тупая, бессильная мысль повела его к центру города.

Окаемов шел за его спиной, не отставая ни на шаг. Он был уже почти уверен, что впереди него, сутулясь, идет тот, кто ему нужен.

В ресторане «Якорь» было пусто и мрачно. Свет еще не зажигали, и в полумраке длинного зала барабан на пустой эстраде казался бледным кругом луны. Аксенчук сел за первый попавшийся столик.

– Коньяк и фрукты, – небрежно сказал он официанту.

– Сколько прикажете коньяку?

– Бутылку! – раздраженно крикнул Аксенчук – в вопросе официанта ему почудилось старое: не верит, что у клиента есть деньги.

– Извините, какой марки прикажете? – не отставал официант.

– Лучшей и поскорей!..

Бутылка была уже почти опорожнена, когда Аксенчук обнаружил, что за соседним столиком и так же, как он, одиноко и за бутылкой коньяка, сидит какой-то симпатичный незнакомец. Их взгляды встретились. Окаемов сочувственно улыбнулся Аксенчуку и поднял рюмку:

– За ваше здоровье, сосед!

– За ваше! – охотно отозвался Аксенчук и лихо опрокинул рюмку.

– Давайте объединим наши усилия, – предложил Окаемов, – пересаживайтесь за мой стол.

– Нет, вы за мой, – с пьяной обидчивостью возразил Аксенчук.

– С удовольствием, – покорно согласился Окаемов и, захватив с собой почти нетронутую бутылку, перешел к Аксенчуку. – Меня зовут Виталий Алексеевич…

– Аксенчук… Николай Евгеньевич Аксенчук. – Он хотел церемонно привстать, но это у него не вышло – его качнуло на стол.

Окаемов незаметно поддержал его и помог сесть.

Выпили за знакомство. Окаемов оперся лбом на кулак и мрачно смотрел на пустую рюмку.

– О чем вы… так думаете? – запинаясь спросил Аксенчук.

– Жизнь, дорогой мой, – сложное дело. И не всегда приятное, – не меняя позы, ответил Окаемов.

Эти слова затронули в сердце Аксенчука туго натянутую струну, и она запела грустно и жалобно. Этот хмурый человек вдруг стал ему таким невероятно близким и дорогим, что он не мог произнести слова: в горле толкался горький комок и глаза набухали слезами.

– Да… это так… истина! – шепотом произнес он, готовый сейчас же выложить на стол все свои беды и обиды.

Но Окаемов точно почувствовал это и заговорил первый:

– Жена у меня ушла. Шесть лет жили душа в душу. Вместе работали в науке. Я ее любил. А она – нет. То есть я думал, что она любит, но горько ошибся, теперь я все понял. Она ушла от меня. То, что ушла, – черт с ней. Тяжело пережить обман, которого я не заслужил. Я так любил ее. Я жил только для нее…

Из всего этого Аксенчук запомнил только одно: его новый друг, так же как он, обманут жизнью, и он тоже человек науки.

– Я тоже… Ах, как я понимаю вас… – пролепетал Аксенчук.

– Тогда выпьем за нашу грустную встречу. – Окаемов наполнил рюмки. – Как здорово подстраивает иногда старуха жизнь: ходишь со своим горем один, кажется, во всем мире нет человека, которому ты мог бы обо всем поведать, не боясь, что, выслушав тебя, засмеются. И вдруг приходишь в пустой кабак, и тут тебя ждет именно такой человек. За нашу встречу!..

Что происходило дальше, Аксенчук не помнил. Он проснулся утром в своей постели. Одежда его была аккуратно уложена на стуле. На тумбочке белела записка:

«Дорогой друг, я страшно виноват перед вами. Я не учел, что Вы крепко выпили до меня. Искренне прошу у Вас прощения, ибо не хочу терять Вашей дружбы, дружбы человека, так сердечно понявшего мое горе.