Александр Власов - Белый флюгер

— Трусы в Чека не работают! — сказал Федька.

— Спасибо хоть за это!.. Ну и сорванцы же вы!.. Накормили вас?

— Это разве кормёжка? — презрительно скривил губы Федька.

— Сейчас я вас пирожками угощу!

— Тогда и не спрашивай! — отрезал Федька.

В коридоре послышался какой-то шум, лязг засова, топот ног. В комнату ворвался молодой матрос. Его взволнованное лицо стало совсем растерянным, когда он увидел мальчишек. Он промычал что-то невнятное, а Крутогоров сказал ему:

— Ты, товарищ Алтуфьев, пойдёшь к коменданту и скажешь, что я приказал арестовать тебя на трое суток… Кру-у-гом!

Матрос обжёг ребят взглядом и, чётко повернувшись, вышел из комнаты.

— Не стыдно? — укоризненно произнёс Крутогоров. — Из-за вас!

— Так и надо! — рассудительно сказал Карпуха. — А если б там настоящие гады сидели?

— Тогда бы он не заснул!

Мальчишки переглянулись и засмеялись. Федька хитро прищурился.

— Выходит, ты сам признал, что мы не гады?

— Ну, признал.

— Чего ж держишь?

— Для порядка. — Крутогоров положил руку на телефон. — Утром звонок один будет, я и отпущу вас.

— А может, мы торопимся! — сказал Карпуха. — Может, нам лошадь достать надо!

— Взял бы да помог! — добавил Федька. — Ты ведь тут небось самый главный!

Ребята распалились и рассказали Крутогорову всё, о чём не раз толковали между собой отец с матерью.

— Дела-а! — выслушав их, произнёс Крутогоров. — Если туго станет, присылайте батю ко мне. Устрою на мельницу — всё посытней будет… А теперь — валяйте спать!

— Это как? — удивился Федька. — Сами? Без охраны?

— Что ты за цаца такая, чтоб тебя охранять! — ответил Крутогоров.

Солнце ещё не взошло, а вся семья Дороховых вместе с Крутогоровым была уже на вокзале. Ждали товарного поезда. За пять минут до его прихода к платформе подъехал верхом на лошади старший матрос. Привязав коня к деревянному столбу, он откозырял Крутогорову и коротко доложил:

— Ваше приказание выполнено!

Дороховы молчали. Федька с Карпухой дулись на мать. Им здорово досталось от неё за ночную вылазку. Мать косилась на Крутогорова, но не говорила ни слова, потому что уже высказалась по дороге к вокзалу. А отец вообще был не очень разговорчив.

Поезд прибыл. Все двери — настежь. В вагонах пусто. В то время везти из Петрограда было нечего.

Крутогоров дружески протянул руку Дорохову.

— Извините, товарищи!.. Пожалуйста — для вас любой вагон! Поезд остановится, где надо.

— Мне из твоего извинения шубу не шить! — огрызнулась мать и направилась к ближайшему вагону.

Старший матрос зачем-то притащил большой деревянный щит и бросил его в тот же вагон. Потом он отвязал лошадь, заставил её подняться на платформу и ввёл в вагон.

— Это вам — от чекистов! — пояснил Крутогоров. — Зовут Прошкой.

Он кивнул дежурному по станции. Тот ударил в привокзальный колокол. Паровоз откликнулся, и по составу прокатился грохот буферов.

— Спасибо! — растерянно сказал отец.

— Спасибо, дядя Вася! — хором прокричали мальчишки. — Приезжай к нам в гости!

А мать стояла у открытых дверей, и глаза у неё становились теплее и теплее.

Паровоз — не дрезина. Дороховы ещё не со всех сторон успели оглядеть и огладить дарёного коня, как за открытой дверью промелькнул их полустанок. Мать так и ахнула.

— Куда же, а? — всплеснула она руками. — Это что же они, разбойники, делают?

Но машинист помнил наказ чекистов. Он проехал полустанок и затормозил у столба, от которого до деревни, куда добирались Дороховы, было совсем близко.

Отец быстро спустил деревянный щит на насыпь, и послушный Прошка легко сошёл на землю. Для чекистского коня поездка в вагоне была привычным делом.

— Сгрузились? — долетел от паровоза голос машиниста.

Мать махнула рукой — разрешила ехать. Она уже не сердилась, потому что поняла: деревня отсюда недалеко. Поезд отгремел колёсами, и Дороховы остались одни.

Солнце стояло ещё невысоко. Желтел лес на крутом холме справа. За этим холмом ветра почти не чувствовалось, но он дул, и довольно свежий. Из-за леса слышался рассыпчатый шорох волн. Плотно утрамбованная тропка бежала откуда-то из-за линии, пересекала железнодорожную насыпь и, прорезав жухлую осеннюю траву луговины, устремлялась лесом к морю.

— За тем бугром и деревня, — сказала мать.

— Ты смотри — и седло не пожалели! — невпопад ответил отец, всё ещё любовавшийся конём.

— На что оно? — возразила мать. — Ты не казак. Лучше б оглобли и телегу.