Александр Власов - Белый флюгер

— Бежим! — встрепенулся Яща.

— Сейчас. — Гриша задумался. — А как же с тётей Таней?.. Давай ещё позвоним!

Лестница уже не казалась страшной. Братья поднялись на третий этаж. Чуть поколебавшись, Гриша позвонил.

— Больные утром лучше чувствуют… Вечером она не могла встать, а утром…

— А если она…

Яша не договорил: наверху хлопнула дверь. Громко зевая и шаркая грубыми сапогами, вниз спускался рыжебородый дворник в переднике, со старой бляхой на груди. От него братья и узнали, что ничего с тётей Таней не случилось. Дня два назад вернулся с фронта сын. У него была своя семья и квартира где-то за Невской заставой. Он уговорил тётю Таню переехать к нему.

Теперь уж ничто не омрачало радостного настроения братьев. До моста они домчались мигом, вприпрыжку, наперегонки добежали до своей набережной и сразу почувствовали, что здесь что-то изменилось. Резко пахло гарью. Трава на склонах берега, доски пешеходной дорожки, крыши — всё было присыпано сероватым порошком. Своего дома братья ещё не могли видеть, но именно там, перед тем местом, где он стоял, валялись на набережной обугленные брёвна. И необычно много было народа. Люди стояли и у брёвен, и у грузовика с опущенным задним бортом.

Что это? — Голос у Яши дрожал. — Сгорело что-то…

Гриша не ответил, а побежал по шатким доскам вперёд. Яша — за ним. Ещё несколько шагов, ещё… Уже никакие дома не заслоняли их родного домика, его уже можно увидеть, но его не было. Чёрная разворошенная груда больших головешек — всё, что осталось от их дома.

— Ма-а! — вместе с рыданьями выдохнул Яша.

Ноги у него подкосились, и он плюхнулся на землю. Гриша беспомощно склонился над ним и, не отрывая глаз от пожарища, теребил его за плечо и бессмысленно повторял:

— Вставай!.. Ну вставай же!.. Вставай!..

Из-за угла ближайшего дома вывернулась сумасшедшая Селезниха. Увидев братьев, она злорадно запрыгала на одной ноге в стоптанном башмаке.

— Есть боженька! Есть! — приплясывая и надвигаясь на обмерших братьев, прошамкала старуха. — Ай да чекистики! Спалили золотопогонников! Прирезали и спалили! — И вдруг она прогнусавила надтреснутым голосом: — Ве-ечная па-а-амять… Ве-ечная… Несут! Вон несут!

Её палец указывал на грузовик. Какие-то мужчины подняли и опустили в кузов один длинный брезентовый свёрток, за ним — второй.

— Поехали! Поехали! — бурчала сумасшедшая. — Да на троечке, да с бубенчиками… Динь, динь — в могилку…

У Яши от ужаса закатились глаза. Он затрясся.

— Не надо!.. Что вы!.. Перестаньте! — зажав уши, закричал Гриша.

Старуха растопырила руки и завизжала на всю набережную:

— Сюда! Сюда!.. Господа чекисты! Хватайте! Здесь они, здесь!

Несколько человек, услышав вопли сумасшедшей, торопливо зашагали от пожарища к тому месту, где остановились братья. И это было последнее, что запомнилось Грише и Яше. Неудержимый, безумный страх заставил их броситься прочь. Они больше ничего не видели, не слышали и не думали, куда и зачем бегут, — лишь бы подальше от старухи, от всех людей, от пожарища.

Было пятнадцатое число — то самое число, когда Семён Егорович ежемесячно получал свою плату от Александра Гавриловича. В десятом часу вечера Самсоновы взяли самую ходкую из своих лодок и поплыли вверх по Средней Невке. Семён Егорович без усилий, привычно работал вёслами. Ксения Борисовна сидела на корме и тоже ловко подруливала третьим веслом. Они прошли под одним мостом, миновали пожарище. За рекой Крестовкой, впадающей в Среднюю Невку, поднырнули под второй мост. Под настилом у берега из воды высовывалось несколько старых размочаленных свай. Жена нетерпеливо покосилась на них.

— Посмотрим?

Семён Егорович отрицательно мотнул головой и сильными гребками вывел лодку из-под моста.

— Да там, не бойся… Ещё не подводил.

Они проплыли несколько десятков метров и остановились. Ксения Борисовна воткнула длинный шест в дно и удерживала лодку на месте, а Семён Егорович выбрал из воды сеть. Рыбы попалось мало. Но здесь никогда хорошо не ловилось. Сеть ставилась для другой цели.

Сложив её на носу, Семён Егорович опять сел за вёсла и вернулся под мост. Ксения Борисовна подрулила к размочаленным сваям. За ними на бугорке сухой земли лежал объёмистый мешок.

— Я ж говорил! — Семён Егорович перегнулся через сваи. — Тут он, голуба!