Мария Некрасова: Месть крысиного короля

Мама так освоилась с ролью богачки, что только плечом дернула:

– Может, платит за парковку... Догонит, идем.

Мы вошли в огромный зал, и тут же подскочил официант. Этот был в синей «бабочке», белой рубашке, черных брюках и жилетке под цвет пожарного швейцара. Скалясь, как ученая обезьяна, он скороговоркой выдал:

– Добро пожаловать, столик на двоих, аперитив за счет заведения, рекомендую семужку.

Не успели мы сообразить, почему на двоих и зачем нам какой-то Семушка, как оказались за столиком в углу. Под носом у меня возник бокал с бледной оливкой, плававшей в чем-то желтом, на сцене полуголый факир катался по битым стеклам. Все было отлично видно, только ни папа, ни тем более рекомендуемый Семушка за столиком не поместились бы.

Официант сунул нам меню и упорхнул.

Я оглядывалась по сторонам. Потолки были как в Большом театре, и люстры такие же. Все отделано бордовой тканью, стены зеркальные, факир начал жрать стекла, наш официант перешептывался со швейцаром. Пахло фруктами и немного краской. Где папа, наконец?

Официант опять подскочил к нам. А мама вместо того, чтобы попросить другой столик, выдала:

– Давненько мы у вас не были!

Улыбка сползла с лица официанта.

– Это не вы потеряли кошелек? – нехорошим голосом спросил он.

Мама полезла в сумочку, проверила кошелек, пересчитала дубленочные доллары. Официант навис, как башенный кран, беззастенчиво заглядывая ей в руки. Доллары его успокоили, но впечатления не произвели. Прохладно выслушав маму, он пересадил нас за другой столик, опять сунул меню и вразвалочку удалился.

– Эх ты, а еще говорила: «Мы, журналисты, наблюдательные»! – сказала я маме. – Прикинь, ресторан только-только открылся, еще краской пахнет, а ты – «Давненько мы у вас не были»... И стоянка здесь бесплатная, а ты что сказала?

– А тебе откуда знать про стоянку? – с подозрением спросила мама.

– Из рекламы. Чуть какое место побогаче, обязательно говорят: «...и бесплатная охраняемая автостоянка».

Мама порозовела. С наблюдательностью у нее и правда не очень, зато воображение богатое. Она, конечно, поняла, что подумали о нас швейцар с официантом.

– Куда прешь?!

– Туда.

– Места для персонала в смежном зале!

Крики раздавались у входа. Мы с мамой сидели далеко и то расслышали. Я вытянула шею, но увидела только красную спину швейцара да пяток охранников в белых рубашках. Кажется, кого-то не пускали в ресторан, и назревала драка.

Мама привстала, вглядываясь в спины:

– Светка, по-моему, там наш отец.

Я ломанулась к выходу. В дверях действительно стоял папа с забытой на голове шоферской фуражкой и под вопли охранников пытался прорваться к нам.

– У меня там жена и дочь! – доказывал он.

– Места для персонала в другом зале, – заученно твердил швейцар.

Я протиснулась сквозь строй охранников, протянула руку и сдернула с папы фуражку:

– Так лучше? Это наш папа. Он любит иногда сам поводить машину. Имеет право?

Охранники расступились. А папа, взъерошенный, но гордый, взял меня за руку и повел на улицу.

Маму мы вызвали, постучав в стекло. По-моему, она сама была рада уйти.

– Ты права, – выдал папа, садясь за руль. – То есть они правы.

– Кто? – не поняла мама.

– Человек, у которого есть «Линкольн», сам его не водит, – изрек папа. – Кто может позволить себе такую машину, тот может и шофера нанять. Эти халдеи хотели запихать меня в зал для прислуги. Там, говорят, чай бесплатный и телевизор. Решили, что я ваш шофер.

– А мне в кошелек заглядывали, – поделилась мама, чтобы ему было не так обидно.

– Правда?

– Ага. Проверяли, сможем ли мы расплатиться.

– Надо было им жалобу написать, – мстительно буркнул папа.

– Да нет, мы сами вели себя глупо. Сели не в свои сани.

Мне было грустно. Он большой ученый, наш папа, хотя ему всего сорок пять. Шестидесятилетние доценты называют его на «вы» и по имени-отчеству, Александринский, когда здоровается, подает ему все пять пальцев (а многим – один или два). И вдруг – «Места для персонала в смежном зале»!

Ночной клуб молчал всю ночь, и с утра меня поднял будильник, а не внезапно наступившая тишина. Я поглядела в окно на закрытые двери клуба. Убили там кого-то или нет, а клуба здесь больше не будет. Парень с каким-то чудным инструментом бесшумно снимал вывеску.

На тумбочке у кровати лежала газета. И какая!

Моя счастливая морда с крысой на плече занимала половину первой страницы. Дальше шли фотки поменьше: я мою посуду, я тереблю крысят в домике, я делаю уроки. И заголовок: «Бывшая восьмиклассница». Интервью со мной залезло на вторую страницу. Каверзные вопросики журналистки редактура сделала еще каверзнее, а мои глупые ответы углупила до безобразия: