Мария Некрасова: Месть крысиного короля

Из-за объявленной тишины автобусную остановку перенесли на соседнюю улицу. Папа не поехал на работу, а мне было разрешено не ходить в школу. Я села к родителям на диван и уставилась в телек.

По кабельному показывали фотку академика Александринского в траурной рамке.

– Переключи, – попросил папа. Я стала искать пульт. Только что положила его на диван... Пульт вывернулся из-под руки и ускакал. Рыжая! Сейчас сгрызет, как мою туфлю!

– Отдай! – я бросилась за ней, но диктор из телеящика заставил меня прекратить погоню.

– Незадолго до смерти, – произнес он, – академик узнал из районной газеты о восьмикласснице, которая благодаря упорному труду перешла в середине года сразу в десятый класс. Александр Иванович был в восторге от ее трудолюбия и тяги к знаниям. Желая создать одаренной девочке все условия для дальнейшей учебы, академик завещал семье новой десятиклассницы Светланы Лебедевой свой особняк.

Я как стояла на четвереньках с протянутой к пульту рукой, так и... осталась стоять. Ничего себе подарочки от академиков!

Папа очнулся первым:

– Ну, ты даешь, Светка! Когда с академиком подружиться успела?

Я только головой помотала:

– Ты же сам видел газету. Вот и он видел. Слышал же, что диктор говорит.

Папа хлопнул меня по плечу:

– Молоток! Так держать! – потом подумал и добавил: – А зачем нам особняк? Кто в нем убираться-то будет?

В разговор вмешалась мама, и пошло-поехало:

– Ты ничего не понимаешь. Ребенок хорошо учится, вот академики и завещают ему особняки, а тебе все не так... Мы со Светкой будем убираться, понятно, что не ты... Ничего ты не понимаешь. Сколько можно жить в хрущобе, уже сам скоро академиком станешь!

В общем, мама его убедила, и отец, сорвавшись с дивана, стал обзванивать всякие конторы, где предстояло оформлять документы.

– Может, и собаку заведем, – продолжала мама мечтательно.

Я кивнула. Можно и собаку. В особняке все можно. Вряд ли крыски будут ревновать, мы им выделим отдельную комнату. А собака пусть во дворе живет. Благодать!

– За что нам такое счастье?! – не унималась мама.

Я тоже хотела бы это знать.

Тишину отменили только через два дня, но мне было мало. В школу не хотелось – хоть вешайся. Я с ужасом представляла ухмыляющиеся рожи новых одноклассничков, Волкова с подбитым глазом. Что за пакость он мне приготовит сегодня? И что я ему сделала? Пришла в его класс? Он рэкетир какой, что ли, кидается на всех, кто забредает на его территорию?

Но занятий сегодня не было. То есть почти не было. Едва мы успели достать тетрадки, а Волков – всего лишь разок дернуть меня за волосы (дурацкая стрижка у Тутси, есть за что дергать), как в класс ввалилась целая комиссия.

Возглавлял ее парень в кожаных штанах непотребного вида, за ним шли две женщины в деловых костюмах и еще два парня с синими волосами. Они что-то шепнули училке, потом кожаный обратился к классу:

– Ты, ты и ты, пошли с нами, – он ткнул пальцем в меня и еще двух девчонок.

Ничего не понимая, мы пошли за комиссией. Привели нас в актовый зал, врубили музычку и велели танцевать. Отбор на районную олимпиаду по ритмике, что ли?

Оказалось, нет. Когда двух девчонок выгнали учиться дальше, оставив только меня, синеволосые раскрыли секрет: они отбирали девочек для подтанцовки группе «Гимназия». Да, той самой, где пела Тутси! И выбрали меня!

Сказать, что я была счастлива – все равно что сказать про «Евгения Онегина» – «стишок».

Мне было велено бежать домой переодеваться и к двум быть на студии.

Я была там в половине первого.

Над головой светили лампы, под ногами лежали толстые провода телекамер. На сцене выплясывала сама Тутси в коротком красном топике и рваных джинсах, а за спиной у нее... Ну, не прямо за спиной, а шагах в пяти... Нет, это была не я! Когда мне говорили, что я похожа на Тутси, я только отмахивалась. А сейчас на сцене повторяла все движения звезды Тутси-2, нет, Тутси-Моложе-На-Десять-Лет, Тутси-Стройнее-Чем-Настоящая! На большом экране, как в зеркале, я видела себя со стороны и нарочно чуть-чуть сбивалась, даже один раз не в ритм помахала рукой, чтобы доказать себе, что это все-таки я!

Конечно, я двигаюсь лучше, но... звезда здесь она, а я – подтанцовка. Пусть, я все равно счастлива, мне хватит.

Мелодия была знакомая – ничего нового в тот день не записывали, просто репетировали с новыми подтанцовщиками. Старые ее песни я все знала наизусть.