Кирилл Кащеев - Полночь в музее

– Что значит «обратной силы не имеет»? – спросила вернувшаяся Катька.

– Значит, если продадут, то все, с концами, покупатель уже Грезе ничего не отдаст, – пояснил Сева.

Вадька между тем открывал второе сообщение, датированное сегодняшним утром:

«Друзья, я не имею от вас никаких известий. Неужели вы потеряли интерес к расследованию? На случай, если вы не получили мое первое письмо, повторю: сегодня на аукционе продадут мебель, украденную у вашей старухи. Я могу помешать продаже, если у меня будут документы из полиции о похищении и фотографии предметов коллекции. Торопитесь, время дорого!»

Дрожащей рукой Вадька щелкнул мышью на третьем сообщении, пришедшем всего десять минут назад. Там была лишь одна фраза:

«Где вас черти носят, аукцион начнется через двадцать минут!»

Ребята испуганно переглянулись: неужели все их усилия окажутся напрасными? Путаясь в английских словах и временах глаголов, Вадька лихорадочно отстучал:

«Были похищены, не могли связаться. С нашей стороны преступники задержаны. Сейчас они в милиции. Мы готовы на все ради возвращения антикварной мебели. Что нужно делать?»

Нажатием мыши Вадька отправил сообщение, и ребята замерли, ожидая результата. Ответ пришел незамедлительно, видимо, Большой Босс все это время не отрывался от компьютера:

«Вас похитили? Потрясающе! Потом расскажете подробности. Аукцион сейчас начнется, и задержать его уже нет возможности. Однако я нахожусь на связи с их компьютером, и если, пока длятся торги, вы все-таки успеете отправить мне цветные фото предметов из пропавшей коллекции и бумаги из полиции, я постараюсь что-нибудь придумать».

– У Грезы есть фотографии, все настоящие коллекционеры снимают свои сокровища! Я знаю, альбом лежит в книжном шкафу! – торжествующе воскликнула Кисонька, но ее тут же заглушил громкий восторженный Муркин вопль.

Размахивая мобильником, Мурка кричала:

– Я дозвонилась и узнала! Майор Владимиров вернулся, его с дачи ради Спеца вызвали!

Вадька понял, что дело надо брать в свои руки:

– Кисонька, быстро на квартиру Грезы Павловны, хватаешь альбом, едешь в офис к отцу, добираешься до факса и пересылаешь все Большому Боссу. Я, Мурка и Сева мчимся к майору, он человек понимающий, поможет.

– А мы? – жалобно спросила Катька, обнимая гуся. Вадька хотел по всегдашнему обыкновению рявкнуть: «Мала еще!», но потом замялся, на мгновение задумался и тяжко вздохнул:

– Ладно, поедешь с Кисонькой, вдруг ей что понадобится. Встречаемся в офисе вашего папаши.

Они ринулись к двери, лишь Вадька задержался на мгновения, чтобы напечатать и отправить всего одно слово: «Жди!»

– Вот и пирог! – радостно объявила Надежда Петровна и замерла в немом изумлении. Комната была пуста, только слабо гудел оставшийся включенным компьютер и поскрипывала распахнутая входная дверь.

Занятия в школе закончились неделю назад, и впереди были долгие счастливые каникулы. Компания разъезжалась на лето. Вадьку и Катерину мама отсылала к бабушке в деревню, Севка устроил себе месячный отпуск и вместе с отцом и братьями отправлялся в байдарочный поход, а Мурку и Кисоньку родители везли в круиз по Средиземному морю. Но перед расставанием им предстояло еще одно весьма торжественное событие: обед у Грезы Павловны. Еще три дня назад каждый получил изящно написанное приглашение, в котором указывались точный день и час. Севу и Вадьку изрядно смутила фраза «форма одежды парадная». Девчонки объяснили, что можно надеть темные брюки и белую рубашку, но при этом совершенно обязателен галстук. Парни совершили набег на гардероб Севиного отца и выгребли все имевшиеся у него галстуки. В наличии оказалось только три штуки: вполне обыкновенный широкий синий галстук в темно-зеленую полоску, изящный черный галстук бабочкой, в котором много лет назад Севин папа женился на Севиной маме, и наконец некое чудо ядовито-розового цвета, украшенное оранжевой обезьяной. Сева на правах хозяина захапал единственный приличный галстук, оставив Вадьке выбирать между бабочкой и розовым кошмариком. Подавив нестерпимое желание напялить на себя галстук с обезьяной и как следует напугать Грезу Павловну, Вадька остановился на бабочке.

Теперь, свежеподстриженный и облаченный в хрустящую от крахмала белую рубашку, чей воротничок немилосердно тер шею, он восседал за новеньким обеденным столом в шестиугольной комнате старушки и сам себе напоминал солиста, сбежавшего из хора мальчиков. Рядом, чинно сложив ручки, устроилась наряженная в красивое голубое платье Катька. Со времени их побега из бандитского логова сестра пребывала в непроходящем восторге перед Кисонькой, и Вадька с каждым днем замечал в ней все больше черт рыжей фифы. Его это и радовало и приводило в ужас. С одной стороны, Катька стала лучше себя вести, прекратила огорошивать гостей неожиданными заявлениями и научилась говорить «спасибо», вставая из-за стола. С другой, в ней обнаружилась неуемная страсть к новым тряпкам, которая грозила подкосить семейный бюджет. В своем страхе перед новыми манерами сестры Вадька встретил неожиданного союзника в лице Евлампия Харлампиевича (если, конечно, у гуся может быть лицо). Белый гусь был категорически против появившейся у Катерины привычки цеплять ему на шею разноцветные банты. Впрочем, сегодня, видимо, ощущая торжественность момента, он не стал протестовать и сейчас с любопытством выглядывал из плетеной корзины, красуясь алой лентой.