Валерий Гусев: Коллекция в бегах

Алешка на этот стук всегда ворчит одно и то же:

– Завтракать каждый день я согласен, а умываться – что я, кошка, что ли? Я и так все время чистый. С утра и до обеда. Один дядька сказал, что человек – он как кусок мыла. Чем чаще моется, тем меньше от него остается. И без всякой пользы.

– Мойдодыр, – обычно добавляю я, сильно зевая, – плохой человек. Кривоногий и хромой.

Тут Алешка садится в постели и яростно подхватывает:

– Вот, Дим, этот пацан, у которого свечка в печку, он разве в этом виноват?

– А кто виноват? Крокодил? Который мочалки глотает?

– Если у мамы умывальник кривоногий и хромой, то чего можно требовать от ее сына? Вот я, Дим, весь из себя чистюля в нашу маму.

Ну, чистюля он относительный. В основном в отношении зубов. Он зубы чистит так, будто на охоту собирается, нападать на мелких хищников. А вот ноги, например… Как-то недавно мама забралась вечером, когда мы уже легли, вернувшись с пруда, на наш чердак и содрала с Алешки одеяло. И ахнула:

– Ты почему в носках улегся?

– Для тепла, – не растерялся Алешка. Потому что это были не носки. Это он по берегу пруда бродил. Забыл от ила ноги сполоснуть. Чистюля!

– Ладно, – зевнул Алешка. – Надо умыться: сегодня с утра гости припрутся.

– Какие гости? – удивился я. – Кого ты пригласил?

– Это не я пригласил. Это Арбуз Иваныч. Ментов на нас натравил.

Ничего не понимаю.

– Скоро поймешь, – пообещал Алешка. – Второй вариант пошел.

Когда мы спустились под березки умываться, то тыковок на диване уже не было. Они, наверное, с утра пораньше умелись на свой строительный объект со своими ведрами и швабрами. Мы не очень расстроились.

За завтраком Алешка все время поглядывал в окно. Будто в самом деле кого-то ждал. И дождался!

Возле калитки остановился милицейский «уазик», и из него вышла целая толпа народа. Майор в форме, капитан Павлик, два сотрудника без формы и двое гражданских лиц, наши соседи через два дома. И все они вошли на наш участок. У соседей были смущенные лица, а у капитана Павлика лицо – очень злое. Я никогда его таким не видел. Он шел рядом с майором и говорил жестко и упорно, словно дрова рубил:

– Это грязная провокация, товарищ майор! Я напишу рапорт министру!

– Разберемся. – Майор сам был несколько смущен. – Поступило заявление, я обязан провести служебную проверку. – И тут он почти наткнулся на нашу маму.

Она стояла у него на пути, уперев руки в бока и грозно сверкая своими красивыми глазами:

– И что все это значит?

– Майор Семенов. Служба собственной безопасности.

– А мы вас не вызывали.

– Поступило заявление на полковника Оболенского в том, что на его даче хранятся похищенные картины. Я обязан произвести у вас обыск.

– Охренеть! – сказала мама.

Майор чуть заметно улыбнулся, Алешка взвизгнул от восторга.

– Граждане понятые, подойдите поближе к этому штабелю и наблюдайте за прохождением обыска. Приступайте, товарищи, – кивнул он оперативникам.

Те стали перекладывать доски.

– Потом, – сказала мама, – когда обнаружите похищенные полковником милиции Оболенским картины, уложите доски на место. В том же порядке.

– Обязательно, мадам, – отозвались бравые опера.

По мере того как штабель перемещался на другое место, понятые – дядька в шляпе и тетка в очках – постепенно придвигались поближе и вытягивали свои шеи. Им, наверное, очень хотелось своими глазами увидеть, какие картины воруют полковники милиции. А вот операм явно этого не хотелось. По мере того как уменьшалось число досок в прежнем штабеле, они заметно веселели.

– Все! – сказал с облегчением один из них. – Пусто-пусто, товарищ майор.

Товарищ майор достал из папки листок – заявление – и глянул в него. Поскреб пальцем висок. Указал на наш ревущий диван и процитировал:

– «…либо в диване, стоящем под двумя березами». Загляните в диван.

– Осторожно! – предупредила мама.

– Кусается? – засмеялся один из оперов.

– Лает, – сказал Алешка.

– Вот я ему полаю!

Один опер приподнял сиденье, другой запустил под него руки. Диван рявкнул. Первый опер матрас выпустил, второй руки не успел убрать – взвыл, не хуже дивана.

– Все-таки кусается, зараза. – Он смотрел на поцарапанную ладонь.

– Это кошка, – сказала мама. – Она там живет. Без прописки.

– Или мышка, – сказал Алешка. – Она их там складывает на черный день. Или ядовитая змея.

Но опера тоже оказались с чувством юмора. Первый снова приподнял сиденье, второй наставил в щель пистолет и сказал: