Это местное выражение, да?—спросил Даниель.— Что оно значит?
Не больше того, что сказано. Так называют человека с необычным цветом кожи. Очень красным или очень темным. А иногда, случается, тех, кто насчет выпивки большой любитель.
Вы думаете, Арсен доверял Мотэну как целителю?— спросил Франсуа Дарвьер.
Возможно. А достоверно известно одно: последнее время его навещал один лишь Мотэн. Говорили, Арсен очень болел. Кажется, с головой у него что-то было... Что касается меня, так я давно это знал. Надо сказать, очень ему досаждало то, что скотина у него дохла. Чуть не каждый день... а почему — неизвестно. Костоправ и коров пытался лечить, но от этого они дохли еще быстрее. Ох и каналья этот Мотэн, прямо каналь.я!.. Вот уж восемь — десять лет, как я ему слова не сказал... Даже «здравствуй»...
Он принялся тщательно набивать трубку; потом продолжил:
Что-то заболтался я с вами! У вас, поди, работы по горло. До свидания, господа! До скорого!..
Он притронулся рукой к шапке и ушел своей бесшумной походкой, покуривая трубку.
Последний местный пастух,— пояснил Франсуа Дарвьер, снова отправляясь в путь.
Это его настоящее имя — Бурбаки?
Нет, конечно. Прозвище. Эта история хорошо известна в деревне. Прозвище получил еще его дед. Он служил зуавом... или что-то в этом роде, во время Алжирской кампании 1830 года, а командиром у него был генерал Бурбаки. Так вот: дед, вернувшись на родину, только и говорил про него, и скоро в деревне все его стали звать «Бурбаки». Потом кличка перешла к сыну и к сыну его сына...
Во всяком случае, он кажется человеком хорошим,— задумчиво сказал Мишель.— И очень живописен при этом.
Не мешало бы вам как-нибудь заглянуть в его хижину: вы бы не пожалели! Он болтлив, как все пастухи, постоянно живущие в одиночестве. Но, думаю, его рассказы вас очень бы позабавили.
Мы сходим к нему, дядя, решено!
Медар, который по-прежнему шел впереди, свернул с дороги и стал взбираться на склон. Вдруг он замер в нерешительности, а потом, обернувшись к спутникам, сделал жест, выражающий одновременно крайнее изумление и ужас...
Франсуа Дарвьер и его племянники подбежали к молодому работнику.
Что случилось?— крикнул фермер, поднявшись на склон.
Коровы! Там...— бормотал Медар, тяжело дыша от волнения.
Он показал на пастбище, окруженное тремя рядами колючей проволоки.
Что?.. Что с коровами?!— нетерпеливо воскликнул Дарвьер.
Они в люцерне... Видно, вырвали колышки, к которым были привязаны.
Почти половина пастбища была скошена, остальная часть покрыта густым ковром люцерны; и в ней... паслись три коровы.
Черт побери!— выругался фермер, бросаясь бегом.— Не может этого быть!..
Мальчики последовали за ним. К ограде они подбежали одновременно.
Смотрите!— ахнул фермер.— Да они же ранены!..
Вместе с мальчиками он подошел к первой корове, и они увидели длинные кровавые царапины на боках и голове животного. У двух других были такие же раны с засохшей на них кровью, а у одной была к тому же сильно разбита морда.
Дарвьер скрестил руки на груди и сурово взглянул на Медара.
Что это значит, Медар?— закричал он.— Стоило мне отпустить тебя вчера вечером одного— и ты ухитрился забыть про колышки! Ты понимаешь, что натворил? Понимаешь?..
Медар покраснел так, что его загорелое лицо обрело цвет спелого каштана. В его глазах появился влажный блеск; он ответил упавшим голосом, но твердо:
Я забил колышки, как обычно!
Мишель, наблюдавший за ним, видел, как дрожат его губы и сжимаются кулаки. Он ощутил внезапную симпатию к этому мальчику, все поведение которого говорило о том, что он подавлен и возмущен несправедливостью обвинения.
Да неужели?—все не мог успокоиться фермер.— Так, может, это не коровы вырвали колышки и сейчас объедаются люцерной?..
И все-таки я хорошо забил колышки, мсье!— сердито ответил Медар.— Поверьте, я хорошо их забил!..
Бедный парень, обескураженный таким тяжким обвинением, ничего не мог придумать в свое оправдание и лишь твердил одну и ту же фразу...
Послушай, дядя,— вмешался Мишель, для которого тягостная эта сцена становилась невыносимой,— как они могли пораниться таким образом?
Вопрос, по-видимому, заставил наконец дядю трезво взглянуть на вещи. Он сдвинул берет на затылок и перевел дух.
—В самом деле,— пробормотал он.— Они, должно быть, продирались сквозь колючую проволоку... А это значит...
Казалось, что-то мешает ему закончить мысль.
А это значит,— наконец выговорил он,— что они очень испугались чего-то... Они обезумели от страха и бросились на колючую проволоку... Это очевидно!..
Читать дальше