Антон Иванов - Шестеро смелых и сокровища пиратов

И он написал:

«Мне приспичило узнать:

1. Что есть пол?

2. Из чего вышеозначенный состоит?»

Немного подумав, он для пущей ясности приписал:

«Там. Сама знаешь где».

Старался он зря. Непрофильная его активность уже некоторое время привлекала внимание Ирины Константиновны. Человеком она вообще — то была либеральным, однако придерживалась мнения, что всему есть предел. Ладно еще, одна записка. Куда ни шло — вторая. Но на третьей ее терпение лопнуло.

— Соколова, — свела литераторша к переносице густые черные брови, — не поделишься ли со мной тем, что тебе там передали?

Марфа вспыхнула.

— Ирина Константиновна, это сугубо личное.

— Личное, как мы договаривались в начале года, у вас может быть только после уроков.

— Ирина Константиновна, лучше я это сейчас порву.

— А мне кажется, лучше бы ты положила ее мне на стол, — не собиралась уступать Ирина Константиновна. — После урока заберешь.

Марфа резко вскочила.

— Да пожалуйста, если вам интересно, читайте!

И, демонстративно развернув ахлябинское послание, она швырнула его на учительский стол.

Ирина Константиновна невольно опустила глаза, хотя совершенно не собиралась читать записку Клима. Глаза ее немедленно округлились.

— Вот уж такого, Ахлябин, я от тебя совершенно не ожидала, — в замешательстве пробормотала она. — Сейчас ведь глубокая осень, а не весна.

— Ирина Константиновна, при чем тут времена года? — удивился Клим.

— Да вы нам прочитайте, чего уж там… — заорал Колька Смирнов. — Тем более Соколова разрешила!

— Разрешила, но не тебе! — И, развернувшись, Марфа обрушила на смирновскую голову хрестоматию по литературе.

— Соколова! Пересядь, будь любезна, на последнюю парту в третьем ряду! — прикрикнула учительница. — А ты, Смирнов, марш к доске. Прочтешь нам сейчас стихотворение «Памятник».

— Почему это я? — запротестовал тот. — Ахлябин к Соколовой клеится, а я отвечай. Да?

— Я не клеюсь, — залился краской Ахлябин, — а по деловому вопросу.

— Знаем, какие у тебя деловые вопросы, — загоготал Смирнов.

Класс разразился хохотом, а Марфа, проходя мимо, умудрилась еще раз хлопнуть Кольку по белобрысой, коротко стриженной голове. Ситуация выходила из — под контроля. Ирина Константиновна громко постучала указкой по столу.

— Дискуссия завершена! Смирнов, поднимайся и отвечай! Можешь с места.

Колька поднялся со стула и пожал плечами. «Вот самодурша эта училка, — подумал он. — Задает Державина, а читай ей, видите ли, Пушкина, которого в прошлом году проходили». Ну так это даже лучше. «Памятник» Пушкина он еще худо — бедно помнил, так как учил. Глядишь, вовремя остановят, пока не сбился. С Державиным было бы хуже. К нему Колька даже не притронулся. Всю субботу и воскресенье на роликах прокатался. И он уверенно начал:

По восьмому «А» прошелестели ехидные смешки.

— Ты что это мне, Смирнов, читаешь? — пристально поглядела на него Ирина Константиновна.

— «Памятник», естественно, — недоуменно откликнулся тот.

— Чей «Памятник»? — с ледяным сарказмом осведомилась учительница.

— Ну не мой же, естественно. Там просто так написано: «Я памятник себе…» Но это памятник как бы Пушкин себе воздвиг своей бессмертной поэзией. Так в учебнике написано.

— А кого мы сейчас проходим? — В новом вопросе учительницы явно крылся подвох, однако куда она гнет, для Смирнова оставалось великой тайной.

— Державина, — не совсем убедительно ответил он, а сам подумал: «Может, я чего пропустил?»

Он ведь тоже, пока не случилась история с запиской, был целиком и полностью поглощен своими мыслями. Думал о роликах, вернее, разрабатывал тактику, как половчей перепрыгнуть на стройке с одной стены на другую, затем приземлиться на почти отвесный дощатый настил и с головокружительной скоростью съехать по нему на грешную землю. Ясное дело, мог что — то из происходящего на уроке и не расслышать.

— Очень хорошо, Смирнов, — прежним тоном продолжала литераторша. — Но тогда объясни, зачем ты нам Пушкина читаешь?

— Так «Памятник» — он ведь Пушкина, — вконец растерялся Смирнов.

— Если бы ты внимательно меня слушал на прошлом уроке и выполнил домашнее задание, ты знал бы, что есть еще «Памятник» Державина — предшественник пушкинского «Памятника».

«Вот сволочи предки были, — с досадой отметил Смирнов, — понаписали кучу одинакового, а мне отдувайся. Запутаешься! Не разберешься! Хоть бы названия друг у друга не тырили. Тоже мне, Пушкин — гений, солнце русской поэзии, не мог свеженькое придумать! А мне из — за его лени сейчас двойку влепят».