Анатолий Рыбаков - Кортик

— Я уже сказал, — спокойно ответил Никитский, — у вас есть более авторитетные показания, нежели измышления этого ребенка.

— Вы продолжаете утверждать, что вы Сергей Иванович Никольский?

— Да.

— И вы проживали в доме Марии Гавриловны Терентьевой как бывший подчиненный ее сына, Владимира Владимировича Терентьева?

— Да. Она может это подтвердить.

— Вы продолжаете утверждать, что Владимир Владимирович Терентьев погиб при взрыве линкора?

— Да. Это всем известно. Я пытался его спасти, но безуспешно. Меня самого подобрал катер.

— Значит, вы пытались его спасти?

— Да.

— Хорошо… Теперь вы, Поляков, скажите… — Свиридов помедлил и, не отрывая пристального взгляда от Никитского, спросил: — Не знаете ли вы, кто застрелил Терентьева?

— Он! — решительно ответил Миша и показал на Никитского.

Никитский сидел по-прежнему не шевелясь.

— Мне Полевой рассказывал, он сам видел.

— Что вы на это скажете? — обратился Свиридов к Никитскому.

Никитский криво усмехнулся:

— Это такая нелепость… И после этого живу в доме его матери! Если вы склонны верить таким бредням…

— Поляков! Какие у вас есть доказательства?

Миша вынул кортик и положил его перед Свиридовым. Никитский не отрываясь смотрел на кортик.

Свиридов вынул из ножен клинок, выдернул рукоятку и вытянул пластинку. Потом не торопясь снова собрал кортик. Никитский неотступно следил за его руками.

— Ну-с, гражданин Никитский, знаком вам этот предмет?

Никитский тяжело откинулся на спинку стула:

— Я впервые его вижу.

— Продолжаете упорствовать, — спокойно сказал Свиридов и положил кортик под бумаги. — Пойдем дальше… Введите свидетельницу Марию Гавриловну Терентьеву, — приказал он часовому.

В комнату медленно вошла высокая пожилая женщина в черном пальто и черном платке, из-под которого выбивались седые волосы.

— Пожалуйста, садитесь. — Свиридов указал на стул.

Она села на стул и устало закрыла глаза.

— Гражданка Терентьева, назовите имя этого человека, — сказал Свиридов.

— Сергей Иванович Никольский, — не поднимая глаз, тихо произнесла Терентьева.

— Где, когда и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

— Во время войны он приезжал ко мне с письмом от сына.

— Как звали вашего сына?

— Владимир Владимирович.

— Где он?

— Погиб.

— Когда?

— Седьмого октября тысяча девятьсот шестнадцатого года при взрыве линкора «Императрица Мария».

— Вы уверены, что он погиб именно при взрыве?

— Конечно, — она подняла глаза и с недоумением посмотрела на Свиридова, — конечно. Я получила извещение.

— Вам прислали его вещи?

— Нет. Разве их могли прислать? Кто мог спасти его вещи?

— Значит, все вещи вашего сына пропали?

— Я думаю.

— Подойдите к столу.

Терентьева тяжело поднялась и медленно подошла к столу.

Свиридов вынул из-под бумаг кортик и протянул его Терентьевой.

— Вы узнаете кортик вашего сына? — жестко спросил он.

— Да… — произнесла Терентьева, разглядывая кортик. — Да… — Она растерянно посмотрела на Никитского, он сидел не шевелясь. — Да… это наш… это его кортик… Владимира…

— Вас не удивляет, что все вещи вашего сына погибли, а кортик остался цел?

Терентьева ничего не отвечала. Пальцы ее дрожали на краю стола.

— Вы молчите, — сказал Свиридов. — Тогда ответьте мне… я вас спрашиваю в последний раз: кто этот человек? — Он указал на Никитского.

— Никольский, — едва слышно произнесла Терентьева.

— Так вот, — Свиридов встал и протянул руку по направлению к Никитскому, — он убийца вашего сына!

Терентьева покачнулась, дрожащие ее пальцы впились в край стола.

— Что… — задыхаясь, прошептала она, — что вы сказали?

Не глядя на нее, Свиридов сухим, официальным голосом прочитал:

— «Седьмого октября тысяча девятьсот шестнадцатого года лейтенант Никитский выстрелом из пистолета убил капитана второго ранга Терентьева Владимира Владимировича… Целью убийства было похищение кортика».

В комнате стало совсем тихо. Часовой переступил с ноги на ногу, приклад винтовки чуть слышно стукнул о ковер. Никитский сидел не шевелясь, устремив взгляд на носок своего сапога. Терентьева стояла неподвижно. Она смотрела на Никитского, и ее длинные, сухие пальцы сжимали краешек стола.

— Валерий… — прошептала она, — Валерий…

Ее помертвевшее лицо белым пятном разрезало синеву комнаты. Свиридов и моряк бросились ее поднимать.