Кирилл Кащеев - Актеры на мушке

Не знаю, куда я забежала в сплетениях улочек старого города, но тут явно была жилая, не парадная часть. Окрашенные в разные цвета домишки из ракушечника за густо оплетенными виноградом заборами. Таблички «Сдается комната» над железными воротами. Мусорный бак с перекошенной крышкой… И никого. Лишь издалека, как морской прибой, доносился невнятный шум запруженной туристами центральной улицы.

– Ты… Ты должна понять деда, – наконец пробормотал Эннан.

– Понять, за что меня обозвали «русской тварью»? – все так же холодно переспросила я. – Нет, против «русской» я ничего не имею, хотя я вообще-то украинка. Хотелось бы уточнить насчет «твари». Я ему на ногу наступила и не извинилась? Или украла у вас что?

– Перестань! – вскричал он. – Ты не имеешь права на него сердиться!

Я только вздернула брови – с чего вдруг?

Эннан подергал руками – точно пытался нащупать в воздухе слова, которые никак не приходили на язык, – и наконец выдавил:

– В сорок четвертом году…

Мои брови поднялись еще выше:

– Если ты решил начать издалека, то почему не с динозавров?

– Потому что в сорок четвертом году была депортация! Это… Ты не понимаешь! Представь, что кто-то приходит в твой дом и говорит, что он больше тебе не принадлежит!

Я только понадеялась, что моя физиономия достаточно непроницаема. Ну не объяснять же этому совершенно чужому парню, что в мой дом готовы ворваться в любую секунду, а что он нам почти уже не принадлежит, нас с мамой уведомили и письменно, и устно.

– Тебе дают сутки, чтоб собрать вещи – только те вещи, которые ты можешь унести! А утром приходят вооруженные люди и уводят прочь: из твоего дома, из твоего города, с твоей родины. Неизвестно куда – куда они решат! И там ты будешь жить, а если посмеешь оттуда уйти – тебя арестуют и отправят в лагерь! И все это потому, что кто-то из татар немцам помогал! И теперь плохие абсолютно все: женщины, младенцы, старики, которые даже ходить не могут! Все предатели – потому что татары!

– Твоего деда тоже депортировали, да? – уже гораздо мягче спросила я. Мне по-прежнему было обидно, но я его уже понимала. Немножко… Мы с мамой хотя бы сами виноваты. Я виновата. А заставлять людей страдать за кого-то, кого они даже не знали… Можно подумать, у других народов предателей не было!

– А… – Эннан поглядел на меня, словно очнувшись от страшного сна. – Нет… Не совсем… Ему шестьдесят пять, он родился через три года после депортации…

И вот тут меня снова зло взяло – крепко так, капитально…

– О, ну вот теперь я все поняла! – с ледяной любезностью сообщила я. – Твой дед родился через три года после депортации, поэтому меня он считает тварью. Какая глубокая связь!

– Ты надо мной издеваешься? – изумленно поглядел на меня Эннан.

Я только усмехнулась – уголками губ, тогда улыбка получается жесткая и злая, а мне именно это и надо было.

– Я просто не вижу разницы между людьми, которые семьдесят лет назад выкидывали татар из домов непонятно за чью вину, и твоим дедом, который оскорбил меня – за вину тех, давно умерших, людей!

Мне показалось, что Эннан меня сейчас ударит. Но он только дернулся и процедил:

– Ничего не изменилось! Ты же видела этих подонков, которые напали на нашу кофейню! Кричали, что мы забираем их землю, выгнали их из домов… Один ударил мою сестру! Назвал ее исламской гадиной!

– А если я тебе скажу, что сегодня утром этот же самый подонок напал на меня? – сказала я и оттянула рукав футболки, демонстрируя покрывающие руку синяки. – И назвал меня тем же самым словом. Только я была гадиной русской… ах нет, «русской» – это твой милый дедушка, а тот подонок говорил – «неверной»… И кстати, тоже кричал про землю, которую забрали… у татар!

Эннан глядел на меня, растерянно приоткрыв рот:

– Ты наверняка что-то напутала…

– Вообще-то он на меня еще и с ножом кинулся, – кротко уточнила я. – Как думаешь, могу я его рожу забыть? Его и «качка», которого ты с лестницы спустил. С ними всегда еще третий, но он обычно исчезает, как только начинается заваруха. Мелкий, незаметный такой… – Я замолчала, уставившись в начало переулка.

Схватила Эннана за руку и втащила за мусорный бак.

– С ума сошла! – выдохнул он, пытаясь выпрямиться, но я вцепилась в него как клещ.

– А если я тебе скажу… – в самое ухо ему прошептала я. – Что сейчас тот мелкий-незаметный заходит в этот самый переулок?

Шаги отчетливо отстукивали по булыжнику. Эннан перестал сопротивляться и пригнулся за баком. Шаги протопали мимо. Мы с Эннаном медленно распрямились и настороженно выглянули из-за бака, в любую секунду готовые нырнуть обратно.