— Да… Это останется нашей тайной. До тех пор, пока ты сам не захочешь открыть её, — сказал я.
Фрау Вернер поставила перед Виктором стул.
— Садись! Нам хотелось бы поговорить с тобой.
Виктор медленно поднялся с пола и сел. Дядя Вилли пристроился на краю стола, Гансик и Альфред расположились по-турецки на полу — каждый устроился поудобнее.
«Теперь, — подумал я, — вот теперь выяснится, предал ли я Виктора или нет».
— Да, — начала фрау Вернер, — если бы ты был старше, то на твоих руках красовались бы сейчас наручники и ты сидел бы за решёткой. Понимаешь ли ты это, Виктор?
Он робко кивнул.
— Виктор, — тихо сказал я, — можешь ли ты дать нам честное слово, что никогда больше не… — Я был не в состоянии произнести проклятое слово «красть» и сделал рукой хватательное движение.
Виктор посмотрел на меня:
— Да, — ответил он также тихо, — я даю честное слово, что никогда этого больше не сделаю.
— Он этого больше не сделает, — сказал я обрадованно фрау Вернер. — Вы можете быть в этом абсолютно уверены!
Дядя Вилли вмешался в разговор:
— Послушайте, я полагаю, что Пауль действовал здесь не совсем правильно, не так ли?
— Я не мог… — заикнулся я и покраснел, устыдившись своей трусости.
— Давайте оставим Виктора и Пауля вдвоём. Пусть они договорятся до конца, — предложил дядя Вилли. — Сегодня, я думаю, наш общий разговор не сможет состояться. А завтра мы встретимся в два часа на телефонной станции.
— Завтра сообща и решим, как можно помочь Виктору, — кивнула фрау Вернер.
— Да, и он должен нам показать, как он это проделывал, сорванец! — закончил дядя Вилли.
Когда все ушли, мы с Виктором взялись за уборку поля битвы и постепенно стали обсуждать сложившееся положение.
Эпизод за эпизодом рассказывал я Виктору, как мы разыскивали его. Особенное удовольствие ему доставила история с Хоппи.
— От меня твой Хоппи также получит сардельку! — воскликнул Виктор. — Но за то, что он не нашёл меня!
— Знаешь что, — предложил я. — Идём ко мне ночевать, тогда мы сможем ещё долго болтать… Мама будет рада видеть тебя…
Виктор уже повеселел.
— Но мой дядя? — сказал он. — Я ещё никогда не уходил на ночь из дому.
— А ты попроси у него разрешения.
— Разрешить-то он разрешит, я всегда могу делать всё, что хочу, — объяснил Виктор не без некоторого самодовольства.
Действительно, Виктор пошёл ко мне.
Мать постелила ему на диване. Прежде чем лечь спать, мы наблюдали за полнолунием. Виктор назвал мне имена больших лунных кратеров.
— На луне мы должны быть одеты в непроницаемые, герметические панцири, — сказал он. — И разговаривать друг с другом сможем лишь по радио.
— Ну, а животные?
— И животные должны быть в панцирях.
— А существуют ли такие панцири для животных? — спросил я.
— Нет, нам придётся сконструировать. Вообще у нас ещё очень много дела, пока мы не приготовимся к полёту.
Луна заглянула в окошко, а мы всё ещё шептались и шептались без конца. Наконец веки наши начали склеиваться, и мы провалились в сон, не успев пожелать друг другу спокойной ночи.
Кто-то тронул меня. Я проснулся и прищурил глаза от яркого солнца.
— Виктор исчез, — сказала мама с тревогой. — Он говорил тебе что-нибудь?
— Нет!
Я вскакиваю. Диван пуст, одежды Виктора нет.
Окно раскрыто. Я влез на карниз и прыгнул. На грядках свежий след. Убежал! Я был огорчён и разочарован. Медленно вернулся в дом. Когда я уже сел за стол завтракать, вдруг раздался звонок.
Я кинулся к двери. Передо мной стоял Виктор.
— Доброе утро! — крикнул он. — Я должен был скорее попасть домой. Ведь это был бы первый раз, когда я утром не поздоровался бы с моим дядей!
У меня точно гора свалилась с плеч, моя мать тоже улыбнулась.
Мы позавтракали вместе, а затем каждый из нас пошёл в свою школу.
Под третьим каштаном меня на этот раз ожидал совсем другой приём. Я дал друзьям точную информацию с «фронта» и пожинал зависть и восхищение. Лишь Аннамари умерила мой пыл, заметив:
— Всё это ужасно волнующе, но было бы лучше, если бы ты своевременно открыл рот.
— Чепуха! — крикнул Альфред. — Зато это был бой! Но неужели ты не мог приземлить его одним хорошим ударом!
В этот день мы были на уроках очень невнимательны. Гансик так влип на математике, что нам стало очень стыдно за него. Иногда он так туго соображает, что не в состоянии подсчитать шестью шесть!
Читать дальше