На чердаке* стоял полумрак и было душно. Осторожно ступая по хрустящему, рассыпающемуся под ногами сору, Вадик и Дина подошли к слуховому окну и выглянули на улицу.
Под ними зеленел двор, вдалеке виднелся серый круг олимпийского комплекса, за ним автомобильными крышами блестело Садовое кольцо. В нескольких десятках метрах от Дины и Вадика, на другой стороне двора, возвышался дом Бороды.
Вадик достал из сумки фотокамеру и прикрутил к ней «телевик». Затем он легко высчитал окна Бороды, представив себе, что стоит напротив своего дома. Левой рукой поддерживая тяжелый объектив, который сейчас действовал как подзорная труба, направил его на окна квартиры Бороды — окна сразу приблизились. Вадику показалось, что стоит лишь протянуть руку, и он коснется чистого стекла, за которым видна большая часть комнаты.
Ну как? — спросила его Дина.
Пока никого не видно.
Ситников перевел объектив на подъезд Бороды и увидел, как из него вышла Анжела с болонкой на поводке. Девочка сбежала с крыльца во двор, отстегнула поводок и медленно пошла за Пуфиком, который останавливался возле каждого столба.
Вот и дама с собачкой появилась, — тяжело вздохнул Вадик и опустил фотоаппарат.
С тобой все в порядке? — услышав этот тяжелый вздох, спросила Дина.
А? — отсутствующим взглядом посмотрел на нее Вадик. Ему совсем не хотелось идти в чужую квартиру и устраивать короткое замыкание.
Как ты себя чувствуешь, спрашиваю? Ты не заболел?
Да вроде бы нет...
Какой-то ты сегодня странный. Не выспался, что ли?
Не выспался... И вообще... —безнадежно махнул рукой Ситников.
Что «вообще»? Говори, говори, не стесняйся. Что тебя беспокоит? Ты боишься?
Я не боюсь! — зыркнул на нее Вадик, а потом опустил глаза. — Но я почему-то волнуюсь. Вдруг у меня не получится? Что, если Анжела не пригласит в свою квартиру, или ее родители ' окажутся дома... Что тогда?
Тогда мы уйдем и придумаем другой план. Из-за чего ты переживаешь? Все переговоры я беру на себя, а ты просто подойдешь к Анжелке, познакомишься, поднимешься в квартиру, вставишь в розетку жучок и больше никогда с ней не встретишься. Разве это трудно?
Да нет, — пожал плечами Вадик.
Тогда давай скорее спустимся во двор, пока Анжелка не ушла. Действуем, как договорились: пока я разговариваю с ней, ты ждешь у подъезда. Если она согласится впустить тебя в квартиру, чтобы зарядить фотовспышку, то я тебя позову, и мы все вместе поднимемся к ней.
Вообще-то вспышка не обязательна, чтобы фотографировать при таком ярком солнце.
Ой, да ладно тебе, — махнула рукой Дина и направилась к люку. — Откуда Анжелка знает, когда нужна вспышка, а когда не нужна. Если боишься, то так и скажи: я боюсь.
Опять ты меня подкалываешь! Я сказал, что не боюсь! Просто я беспокоюсь... Беспокоюсь, что Лысый или Борода увидят нас во дворе, на лестничной площадке или в лифте! Как мы тогда от них отобьемся? Ну, допустим, Лысого я шарахну «телевиком» по башке, и он отключится. А что делать с Бородой? С двоими я не справлюсь...
Дина уже не слушала его, она сошла вниз по металлическим ступеням и вызвала лифт. Пока кабина с лязгом поднималась в шахте, с чердака спустился Вадик. Он убрал фотоаппарат в сумку и теперь с тоской смотрел во двор, где Анжела выгуливала своего Пуфика.
Когда они вышли из подъезда, Дина достала из кармана два билета и направилась к Анжеле, а Вадик остался на крыльце.
Увидев Дину, Анжела, улыбаясь, пошла ей навстречу. Они, как старые подруги, чмокнули друг друга в щеки и принялись болтать. Минут через пять Дина позвала Вадика.
Познакомьтесь. Это Анжела, — сказала Кирсанова, когда Вадик не спеша, вразвалочку подошел к ним.
Вадим, — угрюмо представился Ситников.
Почему он у тебя такой мрачный? — оглядев Вадика с ног до головы, поинтересовалась Анжела. Увидев голубиные перья, застрявшие у него на макушке, она прыснула в кулачок.— Он до сих пор в индейцев играет, сколько ему лет? — спросила она и звонко засмеялась.
Вадик проследил за ее взглядом, провел ладонью по волосам, вынул четыре довольно длинных голубиных пера, отшвырнул их в сторону и, наблюдая за перьями, которые, падая, закружились как винты вертолетов, мрачно произнес:
Между прочим, говорить в третьем лице о присутствующих неприлично. О присутствующих не говорят «он» или «она», это дурной тон и плохие манеры.
Скажите, пожалуйста, какой культу-у-ур-ный инде-е-ец, — протянула Анжела, быстрым движением вытянула из-за уха Вадика пятое Ё перо и, прикрыв ладонью рот, снова захохотала. — Ладно, пошли, — отсмеявшись, сказала она, подошла к Пуфику и, пристегнув к его ошейнику поводок, потянула за собой.
Читать дальше