Владимир Аверин - В поисках бриллиантовой диадемы

Дина отрицательно покачала головой и еще больше покраснела.

Откройте любой журнал мод и вы поймете, что все эти бесчисленные фотомодели — куклы Барби. Все они безликие, с пресными лицами, похожие одна на другую, лишенные яркой индивидуальности! А в вашем лице, Дина, есть загадка, поэтому я выбрал именно вас для рекламы духов «Дзинтарс»!

Никольский так быстро и увлеченно говорил, что Дина и Вадик не заметили, как оказались в просторной комнате с высоким, почти от самого пола окном, занавешенным светло-коричневыми шелковыми шторами.

С левой стороны стоял огромный, во всю стену, щит, обтянутый светло-серой материей. Противоположная стена тоже была закрыта щитом, но не серым, а красным. На полу лежал ковер, под потолком ярко горела бронзовая люстра с хрустальными подвесками. В комнате беспорядочно стояла мебель, которую Вадик мысленно назвал «рухлядью».

Здесь собрана очень дорогая старинная мебель. Переставив ее соответствующим образом, фотограф может воссоздать стиль любой эпохи, — объяснил Никольский. — Все зависит от того, какой товар рекламирует фотограф. Если надо сделать, например, рекламу зубной пасты, то здесь большой выдумки не требуется; фоном могут послужить щиты, обтянутые материей. А если надо рекламировать вечернее платье, то лучше передвинуть мебель так, чтобы воссоздать стиль прошлого века.

Вадик с интересом посмотрел на огромную кровать под балдахином — навесом из алого бархата, — словно почувствовал, что под ней лежит фальшивая диадема, вещь, которая изменит все его планы на ближайшие несколько дней.

А какой стиль мы выберем для рекламы духов «Дзинтарс»? — спросил Вадик, доставая из своей сумки фотопринадлежности.

Эпоху, в которой жили мушкетеры! — воскликнул Никольский, обошел кровать, раздвинул шторы на окне, щелкнул выключателем и посмотрел на своих «юных друзей».

Ах, как красиво! — всплеснув руками, восхищенно произнесла Дина.

—Что это? — удивленно поднял брови Вадик. За высоким окном с полукруглым верхом

вспыхнул солнечный день. Дина и Вадик увидели сад, огромные клумбы с желтыми и голубоватыми цветами, аккуратно подстриженные конусовидные деревца, растущие на одинаковом расстоянии друг от друга вдоль длинной аллеи; слева за окном тянулось соседнее крыло трехэтажного дворца, за ним, еще дальше, темнел длинный пруд с фонтанами.

Это Версальский дворец! В нем жили французские короли и королевы, принцы и принцессы! — сказал Никольский.

Вадик подошел к фальшивому окну и заглянул за него — там была стена, оклеенная старыми выцветшими обоями.

Вот это витрина! — восторженно сказал он, глядя на окна дворца, в которых отражалось золотисто-синее летнее небо. — Какая классная подделка! Кажется, что я сейчас во Франции!

Это как раз то, что нам нужно, — объяснил Никольский, указывая пальцем на стоящую в углу кровать под балдахином. — Представьте себе такую фотографию: прекрасная юная принцесса приподнимает легкий полог балдахина и высматривает в Версальском саду принца. Красиво?

Красиво, — согласился Вадик.

Итак. Принцесса у нас есть, — сказал Никольский и посмотрел на Дину. — Но принцессе нужна корона. Так как короны у нас нет, воспользуемся диадемой. Надеюсь, наша принцесса ее не забыла.

—Я принесла! — поспешила сказать Дина. Она была зачарована видом Версальского

дворца и умелой лестью Никольского. Она уже представляла свои фотографии на страницах самых лучших журналов мод.

Дина достала из сумочки голубую бархатную коробку с диадемой, мамину косметичку и обратилась к Вадику и Александру Венедиктовичу одновременно:

Мне надо подкраситься? — И, увидев недовольный взгляд Никольского, объяснила: — Я умею. Меня этому научил наш цирковой гример.

Никольский не хотел попусту тратить время, ведь его не интересовали фотографии, которые собирался сделать Вадик.

Нет, не надо краситься, юности косметика не нужна! — сказал он и подвел Дину к фальшивому окну, за которым сиял Версальский дворец.

Дина надела диадему, и Вадик начал фотографировать.

Уже после пяти минут позирования Дина стала раздражительной. Через десять минут она ругала Вадика за то, что он заставляет ее повторять одно и то же движение по сто раз. На пятнадцатой минуте она устало спросила:

Долго еще?

И тут подоспел Никольский.

Еще несколько кадров и все, — сказал он и предложил: — А что, если мы попробуем сместить диадему немного вперед, на лоб нашей принцессы. Как писал Пушкин: «А во лбу звезда горит!» Мне кажется, так будет красивее!