Владимир Мирнев - Живое дерево

— А стрелять научишь? Вон Санькин брат давал Фоме пальнуть.

— Давал или обещал? Только честно?

— Ну, обещал. Так обещал же?

— Обещанного три года ждут с гаком. Не знаю, что лучше, то ли три года ждать, то ли неделю. А пока каждый сверчок знай свой шесток.

Юра не стал больше спрашивать, дадут ли ему выстрелить из ружья, отнёс ружьё в дом и выбежал во двор лепить снежную бабу. Скатал бабу, а играть не с кем. Тогда стал ходить по двору и воображать себя на охоте. Вот он пробирается в лесу по глубокому снегу, а крупные звери так и стремятся напасть на него, а он не боится, у него ружьё.

Всю неделю Юра с нетерпением ожидал заветного дня. Он стал рассеянным, молчаливым, переживая предстоящие события. Санька кивал ребятам на Юру: Юра, мол, знает такое — в дрожь бросает! Он хотел придать Юриному молчанию нечто загадочное. Но Юра мечтал только об охоте. Когда он зажигался какой-нибудь мыслью, то просто не мог от неё освободиться, страдал ею, в его воображении вставали картины предстоящей охоты, и он так волновался, точно находился на настоящей охоте.

В среду Юра сообщил ребятам: брат Николай берёт его на охоту! Ребята не удивились этому, так как многие из них тоже собирались на охоту. Санька выручил Юру, сказав, что они идут с Юрой на охоту вдвоём, и это будет не просто охота, а охота на крупного зверя, и они задумали убить нескольких матёрых волков и даже, пожалуй, одного медведя.

Но вот наконец долгожданное воскресенье. Не успел Николай ещё проснуться как следует, а Юра уже был на ногах, надел пимы, полушубок, шапку и вышел на улицу. Цыбулька, с вечера собиравшийся на охоту, даже не проснулся.

Морозно. Сумеречный свет красноватой луны рассеивался поверху, и над домами видны лишь прямые серые столбы дыма — вестник хорошей погоды. Снег скрипуче звенел под ногами, а тишина стояла такая, что жутко становилось.

Николай велел Юре съесть кусок сала с хлебом, выпить горячего чая и прихватить с собой старое ведро.

Юра молчал. Он был на всё согласен, лишь бы поскорее очутиться в лесу. И вот они пошли…

В лесу к ним присоединились ещё трое охотников. А с ними — Санька, Артур, Тимур Хайрулин из шестого класса.

Юра даже огорчился, увидев, что чуть ли не половина их класса собралась на охоту.

Когда забрезжил рассвет, вся группа, вытянувшись гуськом, направилась к Паламарчукову лесу, самому большому и дальнему. Юра радовался: придётся идти далеко, долго. По дороге всё можно будет высмотреть, изучить, увидеть следы, по которым очень просто узнать: какой зверь и куда пошёл?

Старый охотник Шундик нёс охапку флажков: охота предстояла серьёзная. Юра шагал широко — след в след, как учил Николай.

На опушке Паламарчукова леса остановились. Семён Шундик с помощью Николая расставил флажки вдоль опушки, посовещался с другими охотниками, показал, носясь вдоль леса, где нужно устроить засаду, а ребят повёл за собою. С противоположной стороны леса расставил их так, чтобы они видели друг друга. Ребята, услышав свист — условный сигнал, — должны бить в вёдра, тазы, прихваченные с собою, кричать, свистеть, одним словом, производить побольше шума.

Ребята замерли на своих местах, и, хотя морозец проникал до костей, никто не жаловался — ждали захватывающей минуты.

Юра прислонился к толстой шероховатой берёзе, напрягшись и стараясь не пропустить сигнала. Тихо. Лишь изредка трещало от мороза дерево. Но ему чудилось: вокруг кто-то ходит, шепчется, совсем недалеко мелькнула чья-то тень. Может быть, это волк. Юра съёжился, ожидая чего-то страшного. Но всё яснее становилось вокруг. То, что недавно пугало, оказалось небольшой кучей хвороста, а вон дальше, на небольшой полянке, что-то напоминавшее недавно бегущего волка превратилось в высокий пень.

Лес смывал сумрак ночи, светало. И в тот же момент раздался протяжный, могучий посвист. Разом сорвались с мест продрогшие ребята, ударили в тазы и вёдра, закричали, заулюлюкали, засвистели. Юра вложил в рот четыре пальца и засвистал с переливами.

И понеслось по лесу, перекатываясь, разудалое, настойчивое… Загикали ребята. И жутко им стало от своего отчаянного крика: «Ого-го-го-го-го-о! И-ги-ги-ги-ги-иии! О-ля-ля-ля! Чего-чего-чего! Но-оо-о-о! Фить-фить! О! О-о-о! Кра-кра-кра-кра! Держи-держи! У-у-у-у-у!»

Юра увидел лису. Она, оглядываясь и опустив хвост, торопливо терзала рябчика. Заметив Юру, лиса схватила рябчика и шмыгнула в кусты. Юра закричал и побежал за ней. Лиса выметнулась на полянку и исчезла, будто провалилась, а Юра, оглядывая поляну и не понимая, куда она делась, увидел сторожку лесника. Сложенная из толстых брёвен, приземистая, сторожка стояла на поляне, утопая по самое окно в снегу. Возле двери вытоптан снег, валялась охапка хвороста. Дверь заперта на вертушку. Юра повернул вертушку, дверь отворилась с морозным скрипом. Внутри никого. По закопчённым стенам и потолку Юра определил, что сторожка отапливалась по-чёрному. У стены стояли длинные нары из неотёсанных досок, на них лежали две волчьи шкуры, какое-то тряпьё. В углу на колоде приткнулась коптилка, возле неё коробок спичек, а рядом под доской спрятан большой острый топор. Возле двери стояло ведро со льдом и две кастрюли; в одной из них полно замёрзшего мяса.