И она заметила черную куртку, серые глаза. Вор прятался на остановке среди ждавших автобуса. Увидев Нехорошего мальчика, он отошел и поднял руку. Ему повезло: сразу же какой-то «жигуленок» замигал подфарником и свернул к тротуару. Мальчик ускорил шаг. А охранники, обученные, тренированные, вооруженные, хлопали дверцами своего «Опеля», готовясь отваливать.
Маша выхватила зайцевские наручники и побежала, застегивая один браслет у себя на запястье. «Опель» охранников отъезжал. Она дотянулась и на бегу врезала вторым болтающимся браслетом по ветровому стеклу. Успела заметить, как побежали трещины. Кондратюк, миленький, ты же вредный, ты же не простишь, погонишься за мной!
Синий рюкзак был уже близко, мальчик оборачивался на звук удара. Маша в два прыжка догнала его и вцепилась в рюкзак. Мальчик рванулся, Маша не отпускала, и тогда он кинулся «рыбкой» на асфальт, как в воду. Что-то треснуло; на тротуар посыпались, заскакали, покатились браслеты и цепочки, кольца и сережки. Так много золота, что оно казалось некрасивым и ненастоящим.
На миг Маша растерялась, не зная, то ли вора ловить, то ли спасать ворованное. А мальчик с обрывками лопнувшего по швам рюкзака на спине удирал на четвереньках, как ящерица, отбросившая хвост. Маша упала на него, придавив юркое тельце форточника, и ужаснулась — хрупким он оказался, ангелочек, сваливший Максима. Боковым зрением она видела, что вор бежит на помощь своему подручному, оставив ждущий с раскрытой дверцей «жигуленок».
Но Кондратюк не простил разбитого стекла.
Воя мотором на заднем ходу, к Маше подкатил «Опель» охранников. Вор, не добежав пяти шагов, остановился и стал пятиться. Серые глаза рыскали, он искал какую-то лазейку, наглый и беспроигрышный обман, чтобы спасти краденое золото, и еще не мог поверить, что все кончено.
— Помогите! Воровка! Держи ее! — вопил мальчик на одной ноте — жалобно, тоненько: он знал, как действовать на толпу.
Кто-то уже оттаскивал Машу. А она вывернула ногу в маленькой кроссовке, защелкнула на ней второй браслет наручников и почти спокойно сказала подбежавшему охраннику:
— Я от Зайцева. Берите вон того.
Глава XXXV
Блестящая вербовка
Бистрофф собирался на вербовку.
У него хватало помощников, которые смогли бы обработать Тантеля не хуже, а, пожалуй, лучше, чем резидент. Но эти люди сработались с Харви, двое из них мечтали занять его место. Немудрено, что Бистроффа считали выскочкой. Он должен был доказать, что по праву возглавляет резидентуру.
Из ресторана Бистрофф шел пешком. Как обычно, у посольства топталась очередь желающих съездить в Америку. Проходя мимо, резидент наметил подходящего человека: очкастый бородач, и стоит в первой десятке — как по заказу. Бистрофф сравнил его с собой, запомнил осанку, рассмотрел одежду: черная турецкая кожанка, брюки тоже черные, ботинки коричневые (о, эти русские!).
В гардеробной резидентуры хранилась одежда, которую американец никогда не надел бы без служебной необходимости. Китайские тенниски, спортивные костюмы с вещевого рынка, русские ушанки с подшитыми к подкладке париками. (Чтобы уйти от наблюдения в толпе, иногда достаточно наклониться, как будто тебе приспичило завязать шнурок, и выпрямиться уже в надетой на голову шапке с чужими волосами). Немаленькое место занимали турецкие кожаные куртки. В них пол-Москвы ходит, а разведчик и должен быть как все.
Бистрофф позвонил чиновнику в визовый отдел, назвал приметы бородача и стал превращаться в его близнеца. Борода, усы, парик, очки с простыми стеклами, одежда, туфли на толстой подошве — бородач был повыше резидента…
Портретного сходства Роберт не добивался. Старому зданию посольства много лет, давно известно, что русская наружка не наглеет и ставит свои машины достаточно далеко. Один бородач войдет в приемную, один и выйдет — русские не станут присматриваться. А когда покажется второй, будет уже поздно.
Оставался последний штрих. Приподнимая пальцем веки, Роберт вставил контактные линзы и стал из сероглазого кареглазым, как бородач.
Приклеенные усы еще остро пахли клеолом, когда позвонил чиновник:
— Он у меня.
— Пятнадцать минут, — напомнил Роберт.
Скоро бородач вышел на улицу, перебирая бумаги в кейсе. Одна ни в какую не лезла на место. Бородач прищемлял ее крышкой и опять открывал кейс. Из-за этого ему приходилось низко наклонять голову.
Миновав тех, кто мог запомнить в лицо настоящего бородача. Бистрофф справился с упрямой бумагой и нырнул в подземный переход.
Читать дальше