Геннадий Филимонов - Средство от привидений

Но не внешность его была главным. Голос — вот что прямо-таки завораживало слушателей. Необычайно широкого диапазона, он то взлетал вверх, то падал в самые низы, и во всем этом не было ни капли фальши. Он был словно насыщен какой-то яростной энергией до предела.

пел он, и сразу возникало полное ощущение терпкой южной ночи, степного простора и дрожащей земли под копытами бесчисленных конских табунов.

Человек пел, глядя в какие-то ему одному известные дали, и вкладывал в каждое слово столько внутренней силы, что у Сашки просто мурашки побежали по коже. Он простоял, не сходя с места, до самого конца песни.

— А Мурку можешь? — раздался поверх голов чей-то пьяный голос.

— Могу, Петька, могу, — улыбнулся человек и провел пальцами по струнам.

Сашка тоже знал Мурку. Он встал поближе к гитаре, развернулся лицом к слушателям и с первым же аккордом запел.

Толпа от неожиданности захохотала, но Сашка нисколько не стушевался, а, наоборот, запел еще громче.

Припев они пели уже вдвоем, а потом, отдав гитару, пошли вместе по Суворовскому бульвару. Оказывается, в переходе обычно играет совсем другой человек, а Толян, так, оказывается, звали нового знакомого Сашки, просто попросил у него гитару на пять минут.

Толян рассказал Сашке, что приехал в Москву из Владивостока, где работал в театре актером и переиграл кучу главных ролей.

А сейчас он пробует устроиться в театр здесь, а пока работает дворником, подметает улицы.

— Да ты в переходе себе сколько хочешь денег можешь заработать, — не удержался Сашка. — Вон тебе сколько за одну песню набросали.

— А у меня гитары своей нет, — вздохнул Толян. — И я не за деньги работаю, а за крышу над головой.

Они уже сворачивали на Малую Бронную. Толян внимательно посмотрел на Сашку и спросил:

— А ты сам-то где живешь? Метро уже не работает.

— Рядом, — беспечно махнул рукой Сашка. — Мне метро и не нужно.

— А родители?

— Спят давно. А я всегда гуляю перед сном.

Толян остановился и протянул Сашке руку.

— Тогда счастливо гулять дальше. А я уже дома.

Сашка растерялся.

— Как уже дома? Мы же на перекрестке стоим.

— Дойду сам. Мне с болтунами не по пути.

— А почему это я болтун? — решил на всякий случай обидеться Сашка.

— Что ты мне врешь — это видно сразу. А почему врешь — этого я не знаю, да и не очень хочу знать. Пока.

Толян хлопнул Сашку по плечу и быстро зашагал в глубь квартала.

— Стой! — закричал Сашка. — Подожди.

Он догнал Толяна и схватил его за рукав рубашки.

— Да, соврал я, соврал! Я сбежал из детдома и мне негде ночевать. Вот ты и услышал свою правду, если она тебе нужна. Испугался, что я к тебе ночевать буду проситься? Да нужно мне очень. Я в любом подъезде переночую. Я просто песни люблю!

И он резко повернулся, чтобы уйти, но Толян положил ему руку на плечо.

— Стой. Ладно, не обижайся. Прости меня, я же не со зла. Просто решил сдуру тебя повоспитывать. Пойдем, переночуешь у меня, а завтра что-нибудь придумаем.

— А как ты догадался, что я вру? — немного успокоившись, спросил Сашка.

— По глазам. Я же сам такой недавно был. Глаза у тебя какие-то бездомные.

— Бездонные? — не расслышал Сашка.

— Это ты хорошо сказал, — засмеялся Толян. — Бездонные, бескрышные, бесстенные, в общем, не ограниченные замкнутым пространством, а вмещающие в себя весь мир. Хорошо я сказал?

— Хорошо, — согласился Сашка. — А песню ты про кого пел?

— Про Чингисхана. Он ведь тоже был бесстенный и бескрышный, дитя степей. Кстати, мой дальний родственник. Правда, о-очень дальний, — протянул Толян, а затем сказал официальным голосом: — Песня основана на реальных фактах его биографии, — и строго посмотрел на Сашку.

— Сам сочинил? — улыбнулся тот.

— Сам, — ответил Толян, и они, довольные друг другом, захохотали.

Неподалеку от Палашевского рынка они свернули во двор и остановились перед старым трехэтажным домом, имеющим явно нежилой вид. На окнах не было ни штор, ни занавесок, а через второй этаж проходила широкая трещина.

— Вот здесь я и живу, — показал Толян на второй этаж. — В любой момент эти стены могут обрушиться, поэтому каждый день, который я живу на свете, я считаю подаренным судьбой. А для чего подаренным — пытаюсь разгадать. Ну, а как ты — будешь испытывать судьбу?