Эмили Родда - Дело о похищении телезвезды

— Но трех часов им мало! — воскликнула Анджела.

Три часа. Три часа, повторяла я про себя. Секундная стрелка на больших стенных часах неумолимо бежала по циферблату. Я думала о Хейзел Кэсс, сидящей у телефона в беспомощной тревоге. О Кэсси, запертой в ужасном заброшенном доме. Представляю, в каком она состоянии, как ей страшно и одиноко… Три часа…

— Ладно, — твердо сказал Дэн. — В таком случае все зависит от нас. Ник, что у тебя на другой кассете?

— То, что я снимал в фургоне, на обратном пути, — небрежно бросил Ник; сунув руки в карманы. — Вряд ли вы на ней что-то увидите. Темно было. Но сквозь вентиляционные отверстия под потолком мигали огоньки светофоров. И я подумал, что…

— Ник, ты гений! — воскликнула Анджела.

Я частенько задавалась вопросом, что могло бы заставить Ника Контеллиса покраснеть. Теперь я знаю точно. Ему просто нужно сказать, что он гений, в присутствии четырех человек. (Особенно, если это скажет потрясающе красивая женщина в полицейской форме, у которой кудрявые темные волосы и большие черные глаза.)

После этого нас угостили бутербродами и фруктовым соком. Мы оба ужасно проголодались. Пока мы ели, началась серьезная работа.

Нам пришлось подробно описать поездку из городского парка к старому дому и обратно, не упуская ни малейшей детали, упоминая все ухабы и рытвины, все повороты и светофоры.

Одновременно Дэн, Анджела и двое детективов — эксперты из городского управления полиции, которые приехали вскоре после того, как мы взялись за работу, — просматривали видеозапись Ника.

Они гоняли ее туда-обратно, на увеличенной скорости и со стоп-кадром, пытаясь сопоставить изображение с нашим рассказом.

Вам кажется, что это очень просто? Ничего подобного, уверяю вас. Мы смотрели пленку снова и снова, делали пометки и просчитывали время с хронометром. Это заняло массу времени. Нам пришлось возвращаться к нашей истории несколько раз. Очень утомительное занятие, но оно того стоило: с каждым разом в памяти всплывали все новые подробности.

Например, я вспомнила про эстакаду — мне тогда показалось, что дождь прекратился на несколько секунд, — а Ник перечислил все светофоры, которые мы миновали на обратном пути.

Всякий раз, когда мы вспоминали дополнительную подробность, Анджела склонялась над картой, пытаясь определить, где что находится.

— Черт, возле парна две эстакады, — морщилась она или радостно восклицала: — Нашла! — и втыкала в карту булавку.

И всякий раз, когда на карте появлялась новая булавка, мы должны были снова уточнять время. Ник проявил незаурядную наблюдательность. Он заметил по часам продолжительность поездки от старого дома к парку (сорок пять минут). Ну и, конечно, его видеозапись оказалась совершенно неоценимой.

Благодаря ей удалось установить, сколько времени мы ехали по холмистой местности, потом по прямой ровной дороге и как долго ползли от светофора к светофору в черте города.

Похоже на головоломку, только в тысячу раз труднее. Мы должны были определить все световые вспышки и звуки, записанные на видеопленку, припомнить все мелочи, которые заметили по пути, и изложить их в правильном порядке. А потом еще и установить, когда что было.

— Прямой участок дороги без светофоров — очевидно, автострада, — сказал один из экспертов.

— Точно. Уверен, что это шоссе Ф-4, — возбужденно воскликнул Дэн. — Моя догадка подтверждается описанием поездки из парка. Ребята сказали, что фургон сбросил скорость и некоторое время двигался очень медленно… а на Ф-4 сегодня произошла авария, задержавшая движение транспорта на пятнадцать минут!

— Правильно! — подхватила Анджела. — А где они свернули с автострады?

— О, это я знаю совершенно точно, — вставила я. Все как по команде повернулись и уставились на меня.

Я почувствовала, что краснею.

— Мне стало нехорошо как раз перед тем, как фургон свернул на проселочную дорогу, — пробормотала я. — Меня всегда начинает тошнить ровно через сорок минут после того, как я сажусь в машину. И не важно, с какой скоростью она двигается.

Городские детективы переглянулись и иронически хмыкнули.

Но Анджела радостно всплеснула руками.

— Ришель, ты гений! — воскликнула она. — Это как раз то, что нам требовалось знать.

Я торжествующе взглянула на Ника. Пусть не воображает. В нашей компании он не единственный гений. (Хотя, честно говоря, я предпочла бы прославиться, совершив что-нибудь более героическое. В том, что у меня такой чувствительный желудок, нет никакой заслуги.)