Леонид Влодавец - Клад под могильной плитой

— Да что ты, сынок? — изумилась мама, которая тоже увидела птицу. — Это же просто ворона! Наверное, заснула на дереве рядом с дорогой, а поезд ее вспугнул…

— У нее глаза светились… — пролепетал Сережка дрожащим голосом.

— Ерунда! — усмехнулась мама. — Просто у нее в глазах отражались блики от освещенных окон поезда!

Сережке стало стыдно. Действительно, чего он, дурак, испугался?!

— Я, конечно, не специалист-невропатолог, — скромно заметил папа, которого тоже разбудил шум, — но думаю, что пол таблетки димедрола этому ребенку не помешает. По крайней мере, он нормально выспится.

Утром Сережку разбудили только перед самой станцией — так хорошо ему спалось под стук колес и пол таблетки димедрола. Он даже умыться не успел, времени не хватило. Поэтому о том, что во сне привиделось, Рябцев-младший быстро забыл…

Конечно, мамины опасения насчет того, что на севере в июле будет снег лежать, ничуточки не оправдались. Напротив, если в Москве, когда уезжали, было прохладно, то тут, едва вылезли из вагона, сразу почувствовали жару. Может, не совсем похожую на крымскую, но под тридцать градусов, не меньше.

На маленькой станции, кроме путешественников, никто из поезда не вышел. И то толстая тетка-дежурная сильно удивилась. Как видно, давненько не видела, чтобы здесь столько людей сразу высаживалось. А тут — аж тринадцать человек! Восемь взрослых и пятеро детей, если, конечно, двухметрового Степу тоже за ребенка считать.

Прямо у дверей вагона всех москвичей встречал дядя Толя. Он приехал на грузовичке «Газель», которая, как известно, может перевозить полторы тонны груза. Когда в кузов запихнули четыре байдарки, а потом еще и двенадцать человек с рюкзаками — тетю Таню в кабину усадили, потому что она уже бабушкой числилась, — то Сережка подумал, будто машина вообще с места не сдвинется. Это же опасение и дядя Витя высказал, который даже без рюкзака сто килограммов весил. Он как автомеханик в машинах разбирался и заметил, что за целость подвески при такой нагрузке он ни за что не поручится. Но дядя Толя сказал, что он в своей подвеске уверен, поскольку ехать от станции недалече — всего полста километров. И машина, действительно, не только смогла сдвинуться, но и благополучно преодолела все эти километры. А вот сказать, что пассажиры совсем благополучно доехали, пожалуй, будет преувеличением. Дорога, по которой катила полуторка, была жутко пыльная, ухабистая и трясучая. Без миллиграмма асфальта, зато через каждые десять метров из-под грунта высовывались здоровенные булыжники. Их на дорогу никто не клал, просто их дождями из земли вымыло. Когда колесо наезжало на такой камень, то всех сидящих в кузове подбрасывало аж до самого тента, который был натянут над кузовом. Дядя Витя сказал, что это не дорога, а кромешный ад, и ездить по ней на машине — преступление перед техникой. Хуже всех пришлось, конечно, Степе, потому что он, как на грех, сидел под самой дугой, на которую натягивается тент. Как только машину подбрасывало, Степина головушка оказывалась в опасной близости от этой дуги. Юному дылде приходилось вытягивать руки, как волейболисту, ставящему блок у сетки, и упираться в дугу обеими ладонями. Но однажды он зазевался, не успел «блок поставить» и очень крепко приложился лбом. На дуге даже вмятина появилась, а Степа только поморщился и лоб почесал. Мама его, сидевшая в кабине, ничего не заметила, а папа, то есть дядя Коля, сказал гордо:

— У нас, Селивановых, лбы крепкие!

Сережку тоже много раз подбрасывало, но он, конечно, до тента и до дуги не долетал. Все-таки у небольшого роста есть кое-какие преимущества. Но вот пыли Рябцев-младший наглотался изрядно: так и скрипела на зубах.

Почти все время дорога шла лесом, несколько раз выезжали на поля, подымались на горки, переезжали речки по деревянным мостикам. Три или четыре раза проезжали через деревни и даже через большое село, но не останавливались и ехали дальше. А пыль все лезла в нос, грузовичок все трясся и трясся, подпрыгивал и подпрыгивал, и казалось, конца-краю этим мучениям не будет…

В общем, когда наконец машина добралась до деревни, где проживал дядя Толя, и остановилась около его дома, то всем показалось, что они заново на свет родились.

— Благодать! — жадно вдохнув свежего воздуха, воскликнул дядя Коля.

— Красота! — подтвердил дядя Витя.

— Здорово! — согласился дядя Олег.

— Чудо! — это уже Сережкин папа восхитился.

Деревня оказалась совсем маленькой. В ней только десять домов было, а жили только в трех. Остальные стояли пустые, заброшенные, мрачно-серые, с заколоченными окнами и дверями, а дворы и огороды заросли какими-то дикими кустами, крапивой и прочим бурьяном. В общем, ничего приятного глазу в этих домах не было. А вот те три дома, в которых жили, смотрелись совсем по-иному, будто их откуда-то из другой деревни сюда перенесли, а может, из другой страны или даже с другой планеты. Но скорее всего — из какой-нибудь сказки, потому что такие красивые избы Сережка только в сказочных фильмах видел.