Леонид Влодавец - Клад под могильной плитой

Ощущение страха и жути перед всеми этими чудесами все усиливалось. Ноги, которыми Сережка по-прежнему не мог управлять, все тащили его вперед, через площадку. И, похоже, прямо в воронку. Сережка попытался хотя бы упасть, чтоб остановиться, но какая-то неведомая сила продолжала тянуть его к воронке. Он попытался закричать, позвать на помощь, но рот не открывался, а язык намертво присох к небу. И даже когда Сережка в ужасе попытался закрыть глаза — веки не двинулись с места. Еще шаг, еще, еще один — и Рябцев оказался на самом краю воронки. Теперь он убедился, что это была именно воронка, а не колодец — конусообразная, глубоко уходящая под землю. Правда, рассмотреть, что там в глубине творится, Сережка не мог — поток света (совершенно холодного, как ни странно!) бил ему прямо в глаза. Кроме того, ноги сделали еще один шаг — в середину воронки.

Ощущение было примерно то же, когда он засыпал в палатке, — падение в бездонную пропасть. Но длилось оно лишь несколько секунд: невидимая и безмолвная пустота, хотя глаза вроде бы оставались открытыми, а уши ему никто не затыкал.

А потом Рябцев увидел, что находится в совершенно незнакомом куполообразном помещении, без окон и дверей, со сводчатыми потолками, плавно переходящими в стены. Все это странное помещение, украшенное неописуемой красоты узорами из золота, серебра, драгоценных камней и самоцветов, освещалось светильниками в форме многочисленных позолоченных человеческих ладоней, высовывающихся из стен, потолка и даже из пола, покрытого точно таким же материалом, как и площадка в лесу. Светильники эти излучали все тот же яркий оранжево-белый свет. Но откуда этот свет брался? Никаких ламп, ни обычных с вольфрамовыми нитями, ни газоразрядных Сережка не увидел. И уж тем более это были не тусклые, коптящие факелы — никакого пламени вообще видно не было.

А сам он находился точно посредине помещения и стоял на чем-то вроде невысокого шестиугольного стола, похожего на те, что стоят во дворцах восточных владык — такие он запомнил в фильме про Аладдина. Ноги Сережку по-прежнему не слушались. Только если раньше они сами шагали вопреки его желанию, то теперь, несмотря на все Сережкино желание спрыгнуть с этого стола и попытаться убежать, — не двигались. Даже подниматься и сгибаться не могли, будто их приклеили к этому столу да еще и гипсом облепили. И руки не шевелились, и глаза не закрывались, а рот, наоборот, как запечатало. Шея, правда, немного ворочалась, но только плохо. Он мог чуть поднять голову, чуть опустить, вправо-влево поглядеть тоже мог. Но вот, чтоб заглянуть, что за спиной находится — это ни-ни.

Но вот оттуда-то из-за спины и прогудел низкий, жутковато гулкий, будто из бетонного колодца, бас:

— Добро пожаловать!

Хотя сами по себе эти слова ничего плохого не обещали, но уж больно страшный был голос. Мороз по коже так и побежал. И, если б ноги у Сережки были не «загипсованы», наверняка бы затряслись от ужаса.

— Не бойся меня, — пробасило невидимое чудище, — тебе ничего не угрожает. Напротив, я хочу осчастливить тебя и всех твоих спутников. Сейчас ты вернешься в свой мир и будешь волен сам выбирать, как тебе поступить. Если не пожелаешь прислушаться к моим словам, то будешь продолжать жить, как жил прежде, если же прислушаешься, то тебя и всех прочих ожидает великое счастье. Итак, если ты еще сегодня или завтра до шести утра придешь на то место, где нашел последние три монеты, то в яме, оставшейся от падения ели, увидишь старинный золотой пенал. В этот пенал вложена карта, по которой вы все сможете добраться до клада, зарытого разбойниками, обитавшими в этих местах. А чтоб ты не думал, будто я тебя обманываю, еще до захода солнца исполнятся три твоих самых сильных желания! Верь мне!

Сразу после этого Сережка почувствовал, будто его подхватывает какой-то сильный ветер или даже смерч, начинает вращать по спирали, а затем уносит вверх. В глазах сперва замельтешило, будто на экране телевизора, когда идет перемотка видеокассеты, а затем вообще наступила темнота…

А испугаться он не успел, потому что проснулся. Глаза нормально открывались и закрывались, ноги-руки слушались. Рябцев лежал в своей палатке, поверх своего спального мешка как ни в чем не бывало. Даже солнце еще не зашло, хотя и спустилось немного ниже. Через брезент доносились разговоры, которые вели у костра тетя Нина, тетя Клава и Сережкина мама, а где-то подальше слышались хохотунчики Таськи с Татаськой. Мама рассказывала, как надо правильно гуся с яблоками и кислой капустой готовить, а тетя Нина с тетей Клавой говорили, что этот гусь уж больно дорого обойдется. Над чем Таська с Татаськой хихикали, Сережка не расслышал, да и не больно интересовался — известное дело, дурехам для смеха особый повод не нужен.