Юрий Коваль - Промах гражданина Лошакова (с иллюстрациями)

Не было у меня в детстве такого писателя — Юрия Коваля. И в переходном возрасте не было. А уж когда я выросла и взматерела, он появился. Случилось это в Москве в Доме учителя. Он там на вечере, посвященном самому себе, читал рассказ «Клеенка».

Волнуясь у магазина — в предвкушении клеенки, — возник в моей жизни дядя Зуй. Бушевала Мирониха — требовала пять метров. Молила о метре семидесяти тетка Ксения. Колька Дрождев, механизатор, прознав, что клеенка не с волчьими ягодами, а с васильками, прибрал без остатка остаток.

И только дядя Зуй — он больше всех ее хотел, он ею Нюрку собирался осчастливить, он, красотой этой клеенки ослепленный, весь свой отрез роздал — до последнего сантиметра.

В памяти всплыла рыба, которой Иисус Христос накормил пять тысяч человек, не считая женщин и детей.

Скромного куска дядизуевой клеенки хватило озарить целый Чистый Дор.

И вот недавно вышла толстая синяя книжка — «Избранное» Коваля. И там я встретила этот рассказ «Клеенка», как хорошего приятеля! Мы с ним не виделись лет восемь. А он не померк. Наоборот! В нем не пропали ядреный клееночный запах, чудесная странность, накал препирательств чистодорчан, и я снова обрадовалась, прочитав, что на прилавке край рулона «был открыт взглядам и горел ясно, будто кусок неба, увиденный со дна колодца».

Много больших и маленьких радостей на каждом шагу подстерегает нас в книжках Коваля. Наверное, и у него самого, когда он пишет, сердце радуется.

Вот радиоприемник. Оттуда доносятся музыка и пение. Дикарь посмотрит — подумает: тут сидит оркестр, живые люди. А человек цивилизованный откроет крышечку — там разные оловянные штучки и разноцветные проволочки. Видно, как мастер корпел, закручивал, паял.

Видно ли, как Юрий Коваль настраивает действие? Как он его сгущает, закручивает? Глядишь-то пристрастным глазом. Чем черт не шутит, вдруг уловишь: КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ…

То вроде покажется — вижу! А не ровен час вижу, что не вижу. Особенно где плачу или смеюсь.

— Эта книжка грустно кончилась, — сказал мой сын, прочитав «Алого». — Пес умер. А Кошкин не знал, что он умер, и говорил: «Погоди, вот посылку получим, коржики…» А я бы сделал так: вызвали САМОГО-САМОГО ЛУЧШЕГО ВРАЧА, и он Алого вылечил. Я дальше хочу — про его жизнь с Кошкиным!..

Какие проволочки, какие оловянные штучки? Живой Юрий Коваль сидит в радиоприемнике и берет аккорды слов на каком-то неведомом струнном.

«БИДОН ПАДАЛ В ПРОПАСТЬ, СЛОВНО ОГРОМНЫЙ СИЯЮЩИЙ СВИСТОК…» «Я ПЛЫЛ ПО ЯЛМЕ…» «КУМ ОКУЧИВАЛ КАРТОШКУ…» «ТОЛЬКО ОГНЕННЫЙ КАПИТАН КЛЮКВИН ВЕСЕЛИЛ ГЛАЗ…»

Он, что ли, камешки во рту перекатывает, когда пишет? Как слово КЛЮКВИН подлетает к небу, до чего оно славное на вид и заслуживающее внимания уха.

Говорят, Коваль в детской литературе был, как глоток свободы, когда он появился.

Перво-наперво он провозгласил, что человек человеку — племянник. ДОР — РОД человеческий, и Коваль говорит: он Чистый. «Если б инопланетяне прочитали Коваля, — сказала писатель Дина Рубина, — они бы прониклись симпатией к землянам!»

Он храбро заметил, что ЧУЖАЯ земля такая же, как наша, КОРИЧНЕВАЯ.

Его герои одержимы независимостью. О недопесок Наполеон Третий! Круглые уши, платиновый мех!

Если б я, будучи подростком, узнала историю о Вашем дерзком побеге со зверофермы, как здорово поддержал бы меня Ваш нос, что б там ни было, точно обращенный на север.

Какая-то неподкупность на колбасу свойственна героям Коваля.

Да и сама мечта про тельняшку и зуб золотой, о бамбуковой лодке «Одуванчик», а не стать важным директором, намекает на то, что писатель Коваль и дошкольник Серпокрылов (спаситель недопеска) — из одной команды. Солдат ли он или генералиссимус, ни от кого, кроме Серпокрылова, не зависит.

Раз как-то Юрий Коваль показал мне монокулярчик. Ну, это вроде одноглазого бинокля. Красненький такой, изогнутой формы, на кожаном ремешке. В одну сторону повернешь — все вверх ногами, в другую — нормально и в то же самое время ненормально. Особенный вид открывается, непривычный.

С завистью разглядывала я его монокулярчик.

— Не завидуй, — сказал Юрий Коваль. — Когда тебе исполнится пятьдесят лет, я тебе тоже такой подарю…

О Орион! Взглянуть на Вас в монокулярчик Коваля — вот было бы дело! На таволгу, на дудник, на реку Сестру, на друга сердечного Леву Лебедева, на язей, на Цыпину гору и Серебряничный переулок!..

Автор крылатого выражения «Каждый сам Коваль своего счастья», критик и прозаик Леонид Бахнов однажды абсолютно в шутку заметил о знатоке всех звезд, созвездий и туманностей, возможно, даже «черных дыр» — Юрии Ковале: