Алексей Гавриленко - Синие лыжи с белой полосой

— Так, тихо, тихо. Художники-живописцы! Урок еще не закончен! — Зоя Михайловна берет рисунок и подходит к Славке. — Ну скажи нам, как называется то, что ты изобразил? — задает она вопрос, который до этого задавала всем.

Но Славка так расстроен, что уже не хочет открывать, как называется его произведение. Даже глаз не поднимает.

— Слава, но ведь все же придумали названия для своих рисунков, теперь твой черед.

Пока Славка сидит надувшись, другие дети, рассмотрев его рисунок, начинают подсказывать, упражняясь в остроумии друг перед другом:

— А это, Зоя Михайловна, Саночкин нарисовал стадион… кверху ногами!

— А там флаг висит, на котором написано «спорт». Только флаг перевернулся.

— Не! Это два реактивных истребителя по небу летят… вж-ж-ж-ж, у них такой сзади белый след! Точно! Я сам видел.

Больше всех веселится Мишка:

— Я знаю, я знаю… это он с самолета свалился… Вверх тормашками! Щас шлепнется! А парашют бабушка забыла дать ему в полет!

Это замечание особенно развеселило всех. Пришлось даже Зое Михайловне захлопать в ладоши, чтобы все уселись на места и замолчали.

— Так, ну что ж, Саночкин. Вот видишь, когда автор не говорит о своем произведении ни слова, тогда раздается такая критика… Так, дети! Все! Успокоились, — снова пришлось ей прикрикнуть, чтобы подавить новый взрыв ехидства. — Ладно, кидать, мне придется самой угадывать, что ты хотел сказать, Саночкин, своим рисунком…

И тут немой до этого Славка впервые открыл рот:

— Ничего я никому не хотел сказать…

Нам неизвестно, как отреагировала бы учительница на это, честно признаемся, не очень вежливое замечание, но в этот момент раздался спасительный для Славки звонок. Зоя Михайловна великодушно отпустила всех на перерыв.

Мальчишки и девчонки бросаются из класса, как во время воздушной тревоги — перемена-то ведь всегда короче, чем урок, поэтому дорога каждая минутка. Один Славка на этот раз не разделяет всеобщего веселья — он как сидел, так и сидит, уткнувшись носом в парту. Когда в классе никого не осталось, Зоя Михайловна подняла голову и с удивлением обнаружила ученика:

— Слава, ты не должен обижаться на своих товарищей, — оторвалась она от стопки тетрадок. — У тебя вовсе не плохой рисунок, только ты нарисовал то, что тебе захотелось, вот мы и не поняли… неужели ты не слышал задание? Я же просила нарисовать, как вы провели свои самые первые в жизни каникулы — осенние. Все дети попытались изобразить то, что им запомнилось больше всего, а ты, Саночкин, выдумал какую-то зиму, которая еще даже не наступила.

Зоя Михайловна как бы в доказательство своих слов кивнула на окно. Капельки дождя дружно стекали по стеклу — они единогласно подтверждали правоту учительницы, дескать, какая еще зима — не знаем никакой зимы.

Промелькнула и канула в прошлое еще одна драгоценная минута переменки. Зоя Михайловна подвела неутешительный итог:

— Ты попытался нарисовать то, чего не было на самом деле, вот в чем твоя беда. Ну можно быть таким фантазером, Саночкин?

Славка молчал.

Он нахохлился, как воробей после дождичка, он уже мало что понимал в происходящем. Ну вот кто объяснит человеку, как устроен этот непонятный мир? Как-то шиворот-навыворот он устроен, думал Славка. Вчера у человека никак не получались горка и снег, да еще, когда этот Гвоздь убрался, на бумаге сами собой нарисовались две огромные собаки, а сегодня, наоборот, все так замечательно получилось, но это, оказывается, никому не нужно, да еще все посмеялись над человеком. Никто даже не спросил о его осенних каникулах. А что в них было интересного? Бабушка работала день и ночь, а он сидел у окна и ждал ее длинными вечерами. А как это нарисовать? Труднее, чем белую горку на белом листе белым карандашом. Вот он и нарисовал самое лучшее из того, что знал в этой жизни. Только это опять оказалась, как скапала Зоя Михайловна, всего лишь фантазия.

Зоя Михайловна вновь оторвалась от тетрадок, перед ней была все та же живописная картина: два удивленных глаза над партой, они распахнулись так широко, что заслонили собой первоклассника.

Через закрытую дверь в класс долетали веселые звуки школьного озорства, а в окно бился мокрый ветер. Славка Саночкин сидел между этих звуков, слева — ветер, справа — скачущие за стенкой классной комнаты Эля, Мишка, Сашка, а ему почему-то не хотелось ни на переменку, ни на улицу, он и сам не знал, куда ему хотелось.