Анелюс Маркявичюс: Призраки подземелья

— Мы? — удивился Ромас.

— Да из-за этой рукописи, которую читаем.

— Действительно, там история! — подтвердил Костас. — Я и не подумал: мы сами не заметили, что учились… Ну, однако, теперь английский…

— Возьмемся за английский, — храбрился Йонас. — Я знаете какой способный! Мне бы только начать…

И вот Йонас пишет упражнение. Ромас, слегка покачиваясь на стуле, перелистывает какую-то книгу. Костас, серьезный и сосредоточенный, поблескивая очками, диктует, а Йонас, навалившись грудью на тетрадь, пишет. Ах, как упорно работает Йонас! Должно быть, стены этой комнаты еще не видели такого самоотверженного служения науке, Йонас написал одну фразу. Дойдя до половины второй, поднял голову:

— А приятно, когда вот так вот сидишь и трудишься. Ни о чем больше не думаешь, только о деле!

— Конечно, приятно. Пиши, Йонас! — подбадривает Костас.

Снова склоняется всклокоченная голова Йонаса над тетрадью, снова несколько минут слышен только скрип пера.

— Послушайте, мне иногда приходит в голову, что все надо бросить — игры, приключения, все, понимаете, и посвятить себя одной только науке, — не выдержав, говорит Йонас.

Костас серьезно отвечает:

— Ну что ж, можешь посвятить себя.

— И звучит здорово: Йонас Винги́лис — ученый. А?

Ромас, не выдержав, фыркает в ладонь.

— Чего ты смеешься, Ромас, я серьезно говорю.

— Я не смеюсь, это просто так, — едва удерживается Ромас.

— Уже кончил предложение? — спрашивает Костас.

— А, сейчас, — снова хватается за перо Йонас.

Некоторое время шуршит бумага. Костас диктует. В тетради Йонаса выстраиваются строчки.

Дописав последнюю, он тщательно промакивает страницу и небрежно говорит:

— Завтра можете не приходить. Я все равно буду заниматься. Выучу это, и еще столько же возьму дальше. Чего вам понапрасну мучиться.

— Мы и так не придем, Симас придет, — сообщает Костас.

— Симас? — Йонас даже рот разинул от удивления. — Почему Симас?

— Мы так договорились, — говорит Ромас.

— Договорились?

— Все по очереди, — объясняет Костас.

— По очереди. А кто после Симаса?

— Зигмас, потом Ниёле. Потом снова мы…

У Йонаса даже ручка выпала из рук.

— Ниёле? Ну уж нет! Кто угодно, а только не Ниёле!

— Боишься ее? — смеется Ромас.

— Не-е-ет, но… — Йонас поражен непонятливостью друзей. — Да только сами понимаете, как это будет выглядеть! Девчонка приходит к тебе и сидит. Вы когда-нибудь о чем-нибудь подобном слышали?

— А ты выучи так, чтобы ей не пришлось долго сидеть. Проверит. Если все в порядке, немножко попишете, почитаете, и уйдет, — успокаивает Костас.

Йонас понимает, что все равно отвертеться не удастся, и скрепя сердце соглашается.

— A-а, ладно… Пусть ходит.

Костас заглядывает в тетрадь Йонаса:

— А где еще два предложения?

— Сейчас! — спохватывается Йонас. — Как там было?.. Это же для меня все равно что чихнуть лишний раз. Раз — и готово!

Снова воцаряется тишина, только отчетливо звучит голос Костаса, в перерывах слышен скрип пера и тяжелые-тяжелые вздохи. Это будущий ученый Йонас Вингилис пишет упражнение по английскому языку, бормоча про себя «а» и выводя «у», как установлено неведомыми изобретателями этого чудно́го языка.

В это воскресное утро дверь открыл сам учитель. Увидев мальчиков и Ниёле, он очень обрадовался.

— Проходите прямо, дети мои, — подбадривал учитель, ласково подталкивая их вперед.

Но они шли на цыпочках, опасаясь жены учителя, хотя ее и не было в комнате. Лишь очутившись в кабинете, ребята почувствовали себя свободно. Все здесь выглядело как и раньше, только не видно было кровати. На ее месте стоял письменный стол. А сам Пуртокас, еще не так давно собиравшийся умирать, теперь оживленно сновал по комнате, подавал им стулья, несмотря на протесты и попытки ребят похозяйничать самим. Его лицо было все еще исхудалым, бледным, словно выскобленным болезнью, но просветлевшим. А под мохнатыми белыми клочками бровей светились серые добрые глаза. Их взгляд был спокойным и ласковым, казалось, что он полон теплоты летнего предвечернего часа. Учитель усаживал гостей и объяснял им:

— А я нарушил наш договор, друзья, сам прочел оставшуюся часть рукописи. И не только прочел. На досуге сделал письменный перевод. Оригиналом, возможно, заинтересуется Академия наук, а нам останется перевод. Теперь чтение пойдет быстрее.

Йонас вскочил:

— Как там все кончилось? Клад есть? Да?