Михаил Герчик - Погоня за миражом

Начали они с детективов. Но воистину золотой жилой для издательства стали эротические романы Эммануэли, Ксавьеры Холландер, Сильвии Бурдон, Роджерс и других сексуально озабоченных дамочек, а также произведения маркиза де Сада, Мазоха — то, что вообще раньше никогда не издавалось в стране. Казалось, с отменой цензуры отменили нравственность: все дозволено, деньги не пахнут.

Именно тогда, в угаре всеобщего беззакония в разрушающейся стране, Пашкевич заложил основу своего состояния. Все это делалось руками Шевчука и Злотника, но им доставались только объедки.

Несколько книжных магазинов, которые Пашкевич и Тамара Мельник открыли в Минске, Москве, Калининграде и Ростове, а так же два десятка киосков, разбросанных по всей Белоруссии, давали издательству огромные наличные деньги, проконтролировать которые было невозможно. Тихоня конвертировала их, часть оседала в «Омеге» Некрашевича, часть по липовым контрактам перегонялась в офшорный банк на Багамах на счета Пашкевича и его жены. Но основной доход приносили параллельные издания. В редакции одновременно готовились четыре-пять комплектов одной и той же книги, но с разными переплетами и названиями. Один издавался под грифом «Афродиты», с тиража платились налоги и прочие отчисления, для других в крупных городах России, Украины, Молдавии, Казахстана, где имелась своя полиграфическая база, Аксючиц регистрировал на подставных людей, иногда с ворованными паспортами, фирмы-однодневки. Денег на взятки чиновникам, выдававшим лицензии, и руководителям типографий не жалели: овчинка стоила выделки. Заказы большей частью оплачивали за счет все того же «черного нала». На титульных листах проставлялись названия новых фирм, выходные данные, и книги быстренько выходили в свет. С такой же скоростью их продавали крупным оптовикам на местах, и фирма тут же прекращала свое существование, растворяясь «на просторах родины чудесной».

Выручка от продажи «левых» книг на счета «Афродиты» не возвращалась. Наличные увозили в чемоданах, безналичные, попутешествовав из банка в банк, из республики в республику, словно растворялись в воздухе. Тихоня была гениальным дирижером, она так ловко запутывала денежные потоки, что их не удалось бы распутать самому хитроумному налоговому инспектору, — гигантские расстояния, появляющиеся границы и несовершенство законов стали для Пашкевича и Лидии Николаевны воистину золотым рудником.

Оплачивая выпуск этих книг, «Афродита» терпела серьезные убытки, они сказывались на дивидендах и Шевчука, и Злотника, и других учредителей. Но когда Володя заикнулся, что не мешало бы хоть часть выручки от параллельных изданий возвращать в «Афродиту», Пашкевич, ставший к тому времени с их общего согласия именоваться генеральным директором, резко посоветовал ему не вмешиваться.

— Твое дело — искать и готовить книги, с финансами мы как-нибудь разберемся. Или тебе мало того, что ты получаешь?

Так между ними пролегла первая трещина. Но до разрыва еще было далеко.

Рита возилась на кухне, готовила обед. Сквозь приоткрытую дверь доносился вкусный запах жареных котлет. Шевчук сглотнул слюну, ему захотелось есть, Это был верный знак, что приступ прошел. Потом там что-то с грохотом упало на пол — то ли кастрюлька, то ли сковорода, и Рита жалобно вскрикнула. Хоть бы не ошпарилась, такое с ней уже случалось.

После возвращения Риты из больницы прошло два года. Врачи обещали улучшение, но оно так и не наступило. Еще молодая, совсем недавно полная сил и энергии женщина на глазах превращалась в развалину, жалкую и беспомощную, и видеть это было невыносимо. У нее отнималась правая часть тела, пальцы на руке и ноге еще шевелились, но теряли чувствительность. Речь оставалась замедленной, слова плохо связывались в предложения, иногда Шевчук скорее догадывался, чем понимал, о чем она говорит. Она располнела нездоровой рыхлой полнотой, обрюзгла, перестала следить за собой. Дни напролет лежала в постели или слонялась по квартире, постукивая костылем, в грязном мятом халате, из-под которого виднелся подол ночной сорочки; нечесаная и немытая, с погасшими глазами, погруженная, как в колодец, в свою болезнь и свое отчаяние.

После того как Вероника ушла из дому, Шевчук не раз предлагал Рите подыскать домработницу, хорошо бы приходящую, хоть на несколько часов в день. В магазин сходить, на кухне помочь, квартиру убрать…

— Зачем тебе надрываться? — уговаривал он. — Мы же можем себе это позволить. Да и веселее, будет с кем словом перекинуться. Целые дни одна…