Елена Юрская - Чисто семейное убийство

— Почему это вы решили, что я знаю, где труп, и никому не говорю?

— А?

Она легонько отшатнулась и втянула голову в плечи. В сумерках здорового молодого дня она казалась совсем старой, несмотря на стрижку, подтянутую фигуру и склонность к морковного цвета, губной помаде. Совсем старой — испуганной, сгорбленной, трясущейся и не такой уж экстравагантной. В теплом махровом халате Аглаида Карповна была больше похожа на бабушку льва Бонифация, чем на Екатерину Вторую накануне заката.

— Потому что, — прошептала она одними губами.

— Вы же взрослый человек! — я приосанилась и пошла в наступление. — Подумайте сами, разве можно носить труп в дамской сумочке? Или вы хотите сказать, что я храню там адрес подпольного кладбища?

Бабушка быстро отошла от меня на безопасное расстояние и прижалась к окну. Видимо, подвиг профессора Плейшнера казался ей единственным способом избежать ответа на мои вопросы. В подтверждение моих мыслей она резко распахнула створки окна.

— С балкона гораздо удобнее, — вежливо сказала я. — Потом как-нибудь я поделюсь с вами собственным опытом по этому виду упражнений.

— Ты оставишь бабушку в покое? — Нос Яши уже занял половину площади комнаты, тогда как сам он пока находился в коридоре. — Ты оставишь нашу бабушку в покое и, может быть, возьмешь трубку. Там плачет чужая старушка… Но мне ее не так жалко, как эту.

Яша зашел в комнату и встал между нами. Лицо его было искажено от гнева. Он терпеть не мог издевательств над детьми и стариками. Но ради нашей бывшей супружеской жизни ему все же стоило выяснить, кто тут палач, а кто жертва. Я фыркнула, как ездовая лошадь, и, громко хлопнув дверью, вылетела в коридор.

— Это Галина Николаевна, — нараспев сообщила трубка. — Вы меня помните?

Я прислушалась. Напряглась и наконец вспомнила и голос, и обстоятельства нашего знакомства. Это был хороший признак — мозги начинали подчиняться моей железной воле.

— Анна Ивановна во всем созналась! — радостно доложила свидетельница Костенок, а сердце мое упало и закатилось под плинтус.

Если маляра Пономарева убила из ревности пенсионерка Смирнова, то все мое построение ни к черту не годилось.

Галина Николаевна продолжала:

— И мы вместе поняли. Это хозяева убили Степана Степаныча. Чтобы не платить деньги. Понимаете, он нарочно затягивал ремонтно-строительные работы. Он уничтожил простенок между ванной и туалетом. Собственной волей! Его никто не просил. Видимо, он так сделал для удорожания процесса и закупки новых материалов. Это, конечно, непорядочно. — Галина Николаевна протяжно вздохнула. — Но мы считаем, что убивать за это жестоко. Вчера как раз по телевизору показывали, как дедушка убил бабушку за полстакана самогона, и мы подумали…

— Так в чем созналась Анна Ивановна?

— Ну… — Костенок замялась, а я представила себе, как зарумянились ее сухие щечки. — Ну… Она им сама позвонила. Хозяевам. И не подумайте, что доносила. Он просто хотел поменять трубы. А в этом вопросе нежелательно было прыгать через голову. Аня узнала у девочек из бригады телефон и позвонила спросить разрешения. А там — слово за слово. В общем, она хотела им понравиться и сообщила, что маляр самоуправствует… И что ей теперь будет? Вы только поймите — она раскаялась. И партия за нее просит. Посодействуйте, Христа ради…

— Да-да, — сказала я. — Конечно. Спасибо большое. Увидимся.

Положив трубку на рычаг, я снова удивилась своей способности правильно распознавать врагов. Ай да Миша, ай да молодец! Теперь он не выкрутится! Ни за что! Как странно он в свое время понял поговорку «копейка рубль бережет». Нет, я, разумеется, тоже за режим строжайшей экономии, но не ценой жизни работников! А может, Миша учится у государства? Например, если не платить учителям, врачам, военным зарплату и дать им спокойно умереть от голода, сколько же это можно сэкономить! Масштабно мыслит этот подлец Миша. Я не удивлюсь, если через год-другой он сядет где-нибудь в законодательном собрании. Ничего, сядет, только в другом месте.

И кстати, о любви… Я тяжело вздохнула и собралась утешить бабушку. Ее внук Гена убивал только своих любовниц и только по одному ему известным интимным причинам. Во всяком случае, в патологической жадности его обвинить трудно. Плюс Луизиана — это вообще из соображений семейной безопасности. Я тихонько постучала в ванную и попросила Тошкина немедленно меня впустить. И что ответил этот негодяй? Он сказал следующее: