Евгения Горская - Карма несказанных слов

Потопталась немного, направилась к двери и остановилась.

– Может, чайку нальешь? – Уходить Ирине почему-то не хотелось.

– Нет, извини. Чайку не налью, мне уходить пора.

– Ах да. Сегодня же четверг. Любящая племянница едет к тетке?

– Что тебе нужно, Ира? Зачем ты пришла?

– Мне нужно? – удивилась бывшая подруга и усмехнулась: – Это тебе от нас что-то нужно. От моего мужа, от Нонны. А мне от тебя ничего не нужно, дорогая.

– Ира, – посоветовала Лена, – там на двери, с той стороны, висят две таблички. Ты их в следующий раз прочти внимательно, пожалуйста.

Ирина как будто задохнулась, пооткрывала рот, как рыба, шумно втянула воздух, но выскочила молча.

«Господи, как же Дима на такой стерве женился?» – совсем как Люся, подумала Лена. А все-таки сегодня и вчера тоже Ира вела себя как-то уж совсем запредельно. Раньше с Леной она так откровенно по-хамски не разговаривала. С другими – да, сколько угодно, а с ней все же какие-то приличия соблюдала. Она нервничает, вот в чем дело. Она отчего-то сильно нервничает. Ирка чего-то боится. И приходила не просто так, она хотела что-то узнать.

Лена снова повернулась к окну, мысли перескакивали с кражи на гибель двух молодых людей, которым бы еще жить и жить, а с них на Сергея, только в висках все сильнее стучало – дорогая, дорогая… заставляя вспомнить самое страшное, что случилось в ее жизни.

Тогда, полтора года назад, Лена не сразу услышала телефонный звонок: она только что пришла домой и мыла руки в ванной.

– Вы ошиблись, – сказала Лена, прерывая голос в трубке, который нес несусветную чушь про некоего мужа, любящего другую, и еще что-то мерзкое и отвратительное.

– Нет, дорогая, я не ошиблась. Это твой муж, твой, твой, любит другую женщину. Уйди же ты, сделай милость, все равно счастья не будет, дождешься, что он тебя выгонит…

Лена нажала на рычаг, чтобы не слышать страшного голоса, а трубку подержала в руках и потом положила на место. И поняла, что это – правда.

Еще минуту назад она была уверена, что Павел не может без нее жить, что ему легче отказаться от собственной жизни, чем от нее, Лены.

Она смотрела на телефон и не понимала, как вчера могла думать, что Павел, придя с работы вымотанным и раздраженным, просто устал, и надо оставить его в покое, подождать, когда он отдохнет, и привычно улыбнется ей, и потреплет по волосам. Он от нее устал, от Лены. Она уже жалела, что положила трубку и не спросила у страшного голоса, кто же его новая любовь. А потом испугалась, что узнает это и ей станет еще хуже. И вдруг отчетливо поняла – Эля.

Глупенькая и примитивная Эля, которую Лена никогда не принимала всерьез, пробыла в институте менее полугода. Быстро выяснив, что Ленин муж работает в частной фирме, она надоедливо просила Лену познакомить ее с Павлом. И она познакомила. И очень удивилась, когда недалекую Элю все-таки приняли на работу в фирму то ли секретаршей, то ли еще кем-то. Лена подумала тогда, что умение устраиваться в жизни – очень ценное качество, ценнее любого ума и образования, и, кажется, даже сказала об этом Павлу. Впрочем, она все ему говорила.

Лена подняла глаза, и вдруг стены надвинулись на нее, казалось, что сейчас раздавят. Но это было не страшно, только удивительно, и Лена немного поизучала стены. Они снимали эту квартиру несколько лет и очень к ней привыкли.

Тут Лене стало ясно еще одно обстоятельство, на которое она не обратила внимания, оно ее даже позабавило: недавно, когда фирма праздновала наступающий Новый год, Лену и Павла сопровождало какое-то странное перешептывание, а Эля, бывшая инициатором этого перешептывания, смотрела с откровенной ненавистью, хотя Лена не сделала ей ничего плохого. Она тогда подумала, как хорошо, что Эля уволилась и в институте стало одним неприятным человеком меньше.

Лена спокойно, без суеты, достала сумку, с которой они ездили в отпуск, и сложила в нее подвернувшиеся вещи. Надела дубленку, заперла дверь, ключ бросила в почтовый ящик, когда спускалась.

И только в метро удивилась, что еще жива – она всегда считала, что немедленно умрет, если Павел ее разлюбит.

Она не знала, какая страшная, чудовищная боль придет, сменив эту тупую шоковую заторможенность. И потом, через много дней, острая боль перейдет в хроническую, поселившись в груди черной тоской, не давая забыть о себе ни днем, ни ночью.

Сергей сидел в машине, смотрел на выходящих из института людей и чуть не пропустил ее. Лена стояла на крыльце и смотрела на небо, абсолютно безоблачное. И когда он шагнул к ней, и она увидела его прямо перед собой, и ее лицо осветилось робкой и благодарной радостью, сердце защемило от умиления и нежности.