Мелани Раабе - Западня

Он читает это желание в моих глазах и, защищаясь, непроизвольно закрывается руками. Какой жалкий, какой покорный, словно побитый ребенок, как он пытается разжалобить меня. Какая низость.

– Я не знал об этом, – повторяет Ленцен, – и очень вам сочувствую.

Мне хочется его пристрелить. Заодно узнаю, что при этом чувствуешь.

– Вы действительно считаете, что это сделал я?

– Я знаю, что это сделали вы, – уточняю я. – Да.

Ленцен на мгновение умолкает.

– Почему? – наконец спрашивает он.

Я недоуменно хмурюсь.

– Откуда вы это знаете?

Что за спектакль, Виктор Ленцен? Ты это знаешь. Я это знаю. И ты знаешь, что я знаю.

– Откуда вы это знаете? – снова спрашивает он.

Во мне что-то оборвалось, мое терпение лопнуло.

– Да потому что я видела тебя! – кричу я. – Потому что я смотрела тебе в глаза, точно так же, как смотрю сейчас. Кончай врать, кончай притворяться, я вижу тебя насквозь, я вижу тебя насквозь.

Сердце колотится, задыхаюсь, как будто пробежала стометровку. Он выглядит растерянным. Снова инстинктивно закрывается руками.

Меня колотит. Но одна мысль останавливает меня: если я его пристрелю, то никогда не узнаю, почему Анна должна была умереть.

– Но это невозможно, фрау Конраде, – говорит Ленцен.

– И тем не менее это так.

– Я не знал вашу сестру.

– А тогда зачем ты ее убил?

– Я никого не убивал! Вы ошибаетесь!

– Я не ошибаюсь!

Ленцен смотрит на меня как на капризного ребенка, который уперся и не поддается никаким уговорам.

– Да что же произошло, в конце концов? – спрашивает он.

На мгновение, только на одно мгновение закрываю глаза. Изнутри по сомкнутым векам бежит красная рябь.

– При каких обстоятельствах погибла ваша сестра? И где? – спрашивает Ленцен. – Если бы я знал подробности, мне, возможно, удалось бы вас убедить в том…

Боже, дай мне силы не нажать на курок.

– Я сразу узнала тебя, когда увидела по телевизору, – бросаю ему в ответ.

– Возможно, вы тогда видели кого-то…

– Ты прав, черт возьми! Конечно, я видела кого-то!

– Но не меня!

Как он может так говорить? Как он может так говорить? Мы оба были там, и как он может так говорить, на что он надеется? Мы оба были там, в той комнате, в тот жаркий летний день, с запахом крови.

Мгновенно напрягаюсь, заметив его движение, – он встает из-за стола. Инстинктивно встаю и направляю пистолет прямо в грудь. Что бы он ни сделал, я успею его остановить. Он поднимает руки.

– Рассудите сама, Линда, – говорит он. – Если бы я был виновен, я бы уже давно сознался.

Какой он тяжелый, этот пистолет.

– Рассудите, Линда. Речь идет о человеческой жизни. Я понял, вы – суд присяжных. Вы обвиняете меня в убийстве, и вы – суд присяжных. Так?

Киваю.

– Тогда дайте мне право сказать слово в свою защиту.

Снова киваю, едва скрывая отвращение.

– Есть ли у вас другие доказательства моей вины, кроме того, что думаете, будто видели меня на месте преступления?

Не отвечаю. Ответ мучителен для меня. Нет.

– Рассудите, Линда. Прошло двенадцать лет, ведь так? Ведь так?

Киваю.

– Целых двенадцать лет. И вдруг по телевизору вы видите убийцу сестры? Какова вероятность такого события?

Мне не нравится этот вопрос. Я сама не раз задавала его себе, долгими ночами, после «землетрясения». Меня тошнит. Голова раскалывается. Все кругом плывет.

– Рассудите сама, Линда. Какова вероятность?

Не отвечаю.

– Вы уверены, что я виновен, Линда? Не скорее всего, не на девяносто девять и девять десятых процента, а абсолютно уверены, без тени сомнения. Если да, то стреляйте в меня – здесь и сейчас.

Все вокруг плывет.

– Рассудите сама. Речь идет о двух человеческих жизнях, вашей и моей. Вы уверены?

Не отвечаю.

– Вы абсолютно уверены, Линда?

Мне плохо. Голова раскалывается, столовая вращается по вытянутой эллиптической орбите, и я думаю о том, что и сама земля с непостижимой скоростью летит в пустом и холодном пространстве вселенной. У меня кружится голова.

– Ваша сестра была убита двадцать третьего августа две тысячи второго года? – спрашивает Ленцен.

– Да, – тихо говорю я.

Ленцен глубоко вдыхает, медленно выпускает воздух. Похоже, он размышляет. Молчит. Похоже, на что-то решился.

– Мне кажется, я знаю, где был в этот день, – наконец говорит он.

Напряженно смотрю на него. Он стоит передо мной с поднятыми руками. Приятный интеллигентный человек, который вполне мог бы мне и понравиться, не знай я, что скрывается за этой привлекательной внешностью. Нельзя позволить себя усыпить.