Виктор Каннинг - Семейный заговор

— Не надо, — резко перебила его жена.

— Мы ничего не можем сделать, — сказал Грэндисон. — Когда вы затевали дело, то должны были предвидеть и такой исход.

Он указал на замшевый мешочек.

— А что вы собирались делать с этим?

Шубридж пожал плечами.

— Хотели купить себе местечко для нормальной жизни.

Грэндисон кивнул.

— Каждый мечтает об этом, но лишь немногие получают то, что хотят… Даю вам десять секунд.

Шубридж обнял жену за плечи. Они сидели щека к щеке, не глядя друг на друга. Наконец Эдвард произнес: «Действуй быстрее!» Грэндисон поднял пистолет. Два выстрела прозвучали одновременно. Буш подошел к кровати и набросил на трупы простыню.

— Вы начинайте с кухни, а я отсюда, — сказал Грэндисон.

Спустившись в кухню, Буш нашел там электрический тостер и включил его в сеть. Потом взял со стола газету и положил ее сверху на прибор. Когда газета стала чернеть, он зажег спичку и бросил ее сверху. Газета мгновенно вспыхнула. С помощью бумажного факела он поджег шторы. Пламя быстро рвануло вверх, Буш отступил. Он бросил горящую бумагу на стоявший рядом деревянный поднос. Буш действовал четко, отрабатывая вариант «воскресная трагедия»: растяпа муж готовил завтрак жене, уронил газету возле тостера на пол, потом вернулся в спальню к жене, дверь в кухню осталась открытой, и сквозняком газету забросило на включенный тостер…

Буш вышел из кухни, не закрыв двери. Там уже вовсю бушевал огонь, в коридор валили густые клубы дыма. Буш наблюдал, как огонь начинает расползаться по дому. Грэндисон спустился вниз, за ним из-под закрытой двери спальни тянулись струйки дыма. Они постояли в холле, а когда находиться там стало небезопасно, вышли на улицу и закрыли за собой дверь.

— Там где-то собака и его птицы, — сказал Буш.

— Да бог с ними, — ответил Грэндисон. — Все должно выглядеть естественно.

Мисс Рейнберд подъехала к повороту дороги, ведущей к дому Шубриджа, около часа дня. Далее путь блокировали полицейские автомашины. Возле дома работали две бригады пожарников, но у них что-то не ладилось с подачей воды, поэтому толку от них было не много.

Полицейский вежливо объяснил мисс Рейнберд, что произошло, но отказался пропустить ее. Она, еще не оправившись от шока, твердо произнесла:

— Вы обязаны меня пропустить. Эдвард Шубридж мой племянник.

— Подождите минуту, мадам, — сказал полицейский. — Я должен переговорить с командиром.

Он подошел к машине и начал с кем-то говорить по радио. Через несколько минут мисс Рейнберд подъехала к дому. Она уже полностью владела собой. Ее не волновала судьба Эдварда Шубриджа и его жены, но теперь, ради Хэриет, она знала, что делать.

Последние годы жизни стали самыми счастливыми для мисс Рейнберд. В день гибели четы Шубриджей она поняла, в чем ее долг. Она взяла Мартина к себе. Он был ее внучатым племянником — последним отпрыском семьи Рейнбердов.

Первое время с ним приходилось трудно, такой он был замкнутый и застенчивый. Но постепенно ей удалось найти с ним общий язык. Она полюбила его, души в нем не чаяла и стала совсем счастливой, когда между ними установились теплые дружеские отношения, наполнившие смыслом ее жизнь на склоне лет. Она уже давно забыла, что взяла его к себе лишь из чувства долга. Он стал частью ее существования, и мисс Рейнберд волновало только одно — его будущее. Она поняла: вот чего ей не хватало всю жизнь. Она не замечала его недостатков, прощала ошибки — а у кого их не бывает в восемнадцать лет? Ей пришлось рассчитать двух служанок, когда она заметила их неподобающее поведение с Мартином, хотя для молодого человека вполне оправдан интерес к девушкам. Он быстро сошелся с местной молодежью, и его считали душой всякой компании. Она надеялась дожить до того дня, когда он женится на девушке их круга и поселится с ней в Рид-Корте. Бог даст, она еще дождется их детей, ведь ей нет и восьмидесяти, а со здоровьем все в порядке. Правда, бывает, что она чувствует себя неважно из-за дурных снов, которые, проснувшись, не может вспомнить, и иногда ее беспокоят сильные приступы мигрени.

Она стояла у окна своей спальни и смотрела в сад. Был теплый июньский вечер. Деревья отбрасывали длинные тени, в озере плескались утки, а на дальнем лугу поблескивали золотистые головки калужницы. Ее тихая радость находилась в гармонии с природой. Мисс Рейнберд взяла графин и налила себе хересу. Графин теперь постоянно стоял у нее в спальне. Ночью, когда ее мучила бессонница, она выпивала пару рюмок хереса, и это помогало ей забыться. А сейчас она пила вино просто от хорошего настроения. Конечно, иногда ей приходится ограничивать себя. Мартин пока не проявляет интереса к спиртному, но у нее еще жив в памяти пример Шолто. Слава богу, выпитые четыре-пять рюмок хереса на ней никак не отражаются, да и, в конце концов, в ее возрасте нужен какой-нибудь стимулятор.