Светлана Гончаренко - Больше не приходи

Инна презрительно фыркнула.

— И не печалься, не ты одна, — продолжал Покатаев, поворачиваясь к Насте. — И Валька об этом же расскажет. И вот эта девочка-Дюймовочка. Она, представьте, в той же постельке побывала, и отчего-то шибко разозлилась. Что, заплатили мало?

— Мерзавец! — Настя вскочила; блеклый румянец мгновенно проступил на ее щеках. — Вы мерзавец и других мараете! Вы и представить себе не можете, что бывают другие люди, не такие мерзкие, как вы. Тут Николай Алексеевич про деньги говорил. А я вот знаю — не из-за денег даже вы его убили. Из зависти!

Улыбка Покатаева стала неимоверно широка, зато глаза застыли.

— Из зависти, из зависти! — повторила Настя. — Потому что он талант и свободный человек, а вы бездарность и завистник!

— Подслушивала? — только и вышепталось у Покатаева.

— Ага! Ага! — вскричал Самоваров, — Был-таки разговор! Был!

— Я знала, — торжествовала Инна.

— Разговоры сами по себе уголовно ненаказуемы. Все вы лезли к Кузе с разговорами, и что-то никто не бежит каяться, — парировал Покатаев. Он, похоже, оправился от потрясения.

Инна покачала головой:

— Нет, Покатаюшка, этот разговор был особенный. Потому что Игорь послал тебя подальше с твоими благодеяниями. Ах, какой преданный лучший друг! Под водочку, под задушевную беседу обирал, никак не иначе! Ты ведь еще каждую десятую картину бесплатно брал, «за услуги»!

— Что бы ты понимала! Это — законные комиссионные!

— Очень уж жирные получались комиссионные, — рассудительно сказал Самоваров. — Вчера Семенов купил у Игоря Сергеевича три работы, так мы с Инной прикинули разницу между тем, что он заплатил, и тем, сколько вы привозили. Это, скажу я вам… что-то! С учетом прибыли галерейщиков все равно получается, что именно вы были самой заинтересованной стороной. Все получали деньги, один вы — много денег.

— Так, — сказал Покатаев, возвращаясь к креслу и усаживаясь. — Начался серьезный разбор полетов. Ну что ж, валяйте.

— Видите ли, — Самоваров чувствовал, что больше не надо бы говорить, нельзя выкладывать сразу все, но с трудом обретенное знание распирало его, требовало выхода, — видите ли, вас погубило то, что Владимир Олегович Семенов любил живопись. Разбирался, судя по всему, неважно, но любил. И решил собирать коллекцию в своем банке, рассчитывая потом даже подарить ее городу. Согласитесь, они с Кузнецовым не могли не встретиться. А поскольку Владимира Олеговича как финансиста занимала и материальная, скажем так, сторона творчества, он открыл Игорю Сергеевичу глаза на то, что представляла собой ваша с ним сделка. Юридически это называется злоупотребление доверием, мошенничество, обман, а по-дружески — просто свинство. Он и предложил Кузнецову продавать картины через галерею своего «Приватбизнесбанка», на вполне цивилизованных условиях. Игорь Сергеевич согласился. Семенов вчера рассказал об этом Инне.

— В койке, — ехидно вставил Покатаев. Однако сквозь ехидство просквозило беспокойство; он как бы к чему-то далекому прислушивался.

— А вот это как раз детали, которыми можно пренебречь. Так что ваш разговор был куда как серьезным, вы ведь своих доходов лишались.

— Что за чепуха, — лениво вздохнул Покатаев. — Кузя отказался сбывать мне свою мазню, а я в ответ схватился за нож? Как вы не поймете, картины — мелочь, у меня свой большой бизнес.

— Нету у тебя никакого бизнеса, — вдруг лениво подала с кровати голос Оксана. Все обернулись к ней, но она даже не подняла глаз от своих ногтей, которыми уже долго, сосредоточенно и искренне любовалась.

— Как это? — удивился Самоваров.

— А так. Что ни затея — все в трубу. Тесть денег даст — профукает. Великий комбинатор! Когда недавно с какой-то пленкой прогорел, тесть со свету сжить обещал. И сживет. Видели бы вы этого тестя! Идолище.

— Откуда у тебя такие сведения? — возмутился Покатаев.

— От верблюда. Не в лесу живу. Да и сам говорил: одними картинками пробиваюсь.

— То-то ты стала такая норовистая, то-то визжишь и на стенку лезешь: «Денег давай». Вот, полюбуйтесь, какую змею пригрел на груди и прочих местах. Гадина!

— Зато не убивала никого. Сядешь теперь. Не я одна, а вон и художница видела, как ты после нее наверх прошмыгнул. Ся-ядешь. А я не пропаду.

— Да, — покачал головой Покатаев, — идиотов хватает. Кстати, об идиотах. Ну что вы за драмкружок тут организовали? «Смерть шпиона Гадюкина»! У Егорки вон пальцы посинели, ружьишко сжимаючи. Эким шерифом смотрит! Вы что, не понимаете, что все это — периферийная кустарщина. Не докажете ничего, лопухи!