Ольга Тарасевич: Золотой венец Трои

– Прими же, Дидона, в знак нашей благодарности эти дары, спасенные из великой Трои. – Эней поклонился и осторожно снял с головы царицы золотой обруч, которым та закрепляла тяжелые локоны. – Этот венец прекрасен! И все-таки он недостоин твоей красоты, которая сияет ярче золота и покоряет все сердца!

– Благодарю за дары, досточтимый Эней. Я буду всегда носить этот венец, и…

Она запнулась.

Горячая рука Энея вдруг нашла в складках хитона маленькую ручку Дидоны… и нежно ее пожала!

Влюбленная, взволнованная, царица Карфагена совершенно забыла о недобрых предчувствиях, которые с раннего утра заставляли хмуриться ее тонкие брови.

Она забыла о них, но совершенно напрасно…

Фонари в парке почти не горят.

В разлившейся, как море, темноте скрывается угроза.

Пронизывающий ветер нагнал на небо облака, и в чернильной мгле ночи не видно даже слабых отблесков луны и звезд. Но темнота сама по себе неопасна. Просто именно теперь в ней затаилась беда…

Быстрее!

Скорее!

Лика Вронская бежит по аллее, ветки хлещут ее по лицу, каблуки вязнут в земле.

Звуков погони не слышно, но от этого только хуже…

В ночном черном безмолвии ее шею вдруг обжигает чужое дыхание, ледяные пальцы стискивают плечи, живот вспарывает боль.

– Ты тоже убивала меня – ножом, острым. Ты резала меня на кусочки. Тварь, тварь! Теперь ты понимаешь, как это больно?!

Лика хочет сказать, что все это было не по-настоящему, лишь в ее воображении. Она никогда в своих детективах не описывала в качестве жертв и преступников реально существовавших людей. Детектив на самом деле вовсе не такой уж кровавый жанр, смакующий жестокие подробности, – наоборот, преступление проходит по сюжету схематично: главное – не преступник, а торжество справедливости.

Она хочет высказать все это, но не может произнести ни слова. От резкой боли у нее перехватило дыхание, в глазах темнеет…

– Лика, Лика! Проснись! Почему ты так стонешь? Солнце мое, просыпайся!

Действительность особенно прекрасна по контрасту со сном.

Лика улыбается устроившемуся в соседнем кресле Андрею, и стюардессе в красном костюме, и проносящимся за иллюминатором ватным облакам.

– Волнуешься из-за того, что нашу Даринку пришлось оставить с родителями? Но ведь это правильное решение. Она и без перемены климата часто простужается, болеет тяжело и долго. А тебе надо отдохнуть.

Бойфренд говорит о дочке «наша Даринка» [6].

Он сделал ей потрясающий сюрприз: в разгар промерзшего московского декабря увез в жаркое лето. Уже совсем скоро, буквально через пару часов, ей предстоит любоваться тунисским островом, где расположен клубный отель, купаться и загорать.

Да, все в ее жизни изменилось с появлением этого мужчины.

Можно больше не бояться, что сломается автомобиль, не переживать из-за множества прочих бытовых мелочей. Андрей всегда рядом, он всегда и во всем ей помогает. Даже умудряется избавить ее от сонных кошмаров, частых спутников автора детективных романов…

– Конечно, я беспокоюсь о Дарине. – Лика взяла Андрея за руку и невольно вздрогнула, как от легкого удара током. – Но сейчас меня все-таки больше волнует другое. Наверное, я слишком быстро написала последний роман, слишком напряженно работала и очень уж глубоко «вошла в образ». Придуманный мною маньяк не отпускает меня, снится каждую ночь. Вот и в самолете подремать не удалось.

– Может, тебе лучше попробовать сочинять книги в другом жанре? Или вообще ограничиться только журналистикой? А что? Будешь писать статьи для своей газеты. Все равно ты уже написала кучу книг, на полке не умещаются. Или слава Дарьи Донцовой тебе покоя не дает?

– Мне не дает покоя творческий зуд. И потом, сочинение романов и журналистика – это разные вещи. Я никогда не откажусь от газеты, потому что, работая в ней, я постоянно встречаюсь с новыми людьми, узнаю что-то необычное. Газета дает мне возможность увидеть жизнь во всех ее проявлениях, я ведь любопытная. Но для газетной статьи нужен в принципе только фактологический минимум. Время сейчас такое – не принято «парить» мозг читателю. Согласись, журналистика очень сильно изменилась со времен перестройки – статьи стали короче, аналитических выкладок и авторских комментариев – меньше. Это называется «клиповое сознание».

– Какое сознание?

– Клиповое: быстрая смена картинок, как в клипе. Представляешь, как человек переключает каналы: посмотрел кусочек одной передачи, там началась реклама – он щелкнул кнопкой и попал на другую программу. То же самое теперь требуется от газеты: информация, которую легко воспринимать. А у меня слишком много различных эмоций и мыслей для изложения их в стандартном материале, мне тесно в журналистских рамках. Зато все это богатство я прекрасно использую в книгах.