Ольга Тарасевич - Магическое кольцо Каина

– Поехали, – вздохнула я, сделав пару звонков.

Фред завел двигатель, и автомобиль резво рванул с места.

– Да, получается, Шульгин – не убийца. Ему же кто-то прислал письмо, – рассуждал Мердок, резво проскакивая перекрестки. – Камень, кстати, тоже исчез. Мне кажется, я всю виллу перерыл – нет изумруда.

– Дело не только в письме. Шульгин был левшой. А горло Джонни перерезал правша. Он подкрался сзади и чикнул по шее Грина. Об этом свидетельствовал характер раны. Разрез шел слева направо – это почерк правши.

Мердок резко затормозил, и я чуть не влетела лбом в стекло.

– Да с чего вы взяли, что Шульгин был левшой?

– Я сама видела, как он ел за ужином. Он держал приборы как левша.

– Да не был он левшой, Натали! – Фред притопил газ, и машина понеслась вперед. – Я точно это помню, он не был левшой. Он уже несколько лет работает с Грином, мы миллион раз ели рядом, мы в волейбол и теннис играли! Он не был левшой! Он вас зачем-то дурачил. Дурачил, понимаете… А письмо, посланное Шульгину, я тоже сейчас вам объясню. Просто у Шульгина был сообщник, и они что-то там не поделили.

Шульгин не был левшой?

Очень интересная информация…

Пожалуй, она все меняет…

Вообще все.

Я, кажется, начинаю понимать, что именно произошло.

На самом деле это Андрей Шульгин убил Джонни Грина.

И никакого сообщника у него не было…

…День рождения Джонни Грина.

Приглашенных гостей немного, человек десять. Они чинно беседуют на идеально постриженном газоне. Дети возятся с двумя грязнющими голденами и пищат от восторга. На лице Грина – маскируемая вежливой улыбкой скука. Но вот горничная выкатывает высокий многоярусный торт, Джонни с удовольствием разрезает его на куски. Камера наезжает на Андрея Шульгина. Тарелку с десертом он держит в левой руке, вилку – в правой.

…Хэллоуин. Легкие хрустальные сумерки делают тыквенные рожицы с горящими внутри свечками особенно зловещими. Какие у детей потрясающие костюмы – этих чертят и ведьмочек можно хоть сейчас отправлять на съемочную площадку фильма ужасов. Они играют в мяч. Мимо проходит Шульгин. Мяч летит в его сторону. Андрей отбивает его правой рукой.

– Я думаю, больше не надо видео, – Мэри закрывает крышку гринбука, отодвигает ноут на край стола. – Я совершенно точно помнила, что Андрей – не левша, и записи это еще раз подтвердили. То есть получается – убийца все-таки Шульгин? Но почему? Джонни взял его на работу, платил ему хорошую зарплату. Кстати, Грину никакой инструктор по йоге был не нужен. Он практиковал много лет, учил наших детей. У Андрея растяжка была даже хуже, чем у Грина. Почему он сделал это? Зачем он убил моего мужа?..

Я точно не знаю, как ответить на этот вопрос.

Тут просматривается несколько вариантов.

Сам Шульгин очень старался, чтобы никто и никогда не догадался ни о его причастности к преступлению, ни о мотивах.

Конечно, первое, что приходит в голову: повторение старой схемы. Каин всегда убивает Авеля, потому что ненавидит его. Да, Андрей говорил, что он смог принять дар у Джонни и отсутствие оного у себя, что он сумел избавиться от зависти и злобы. Но он нагородил такой огород лжи, что больше нет и не может быть доверия к любым его словам. Вообще мертвые часто врут, дурачат. У них уже нет возможности изменить ситуацию. И они часто пытаются изменить хотя бы мнение о ситуации в нужную для себя сторону.

Но все-таки я думаю, что истинная причина преступления в другом. Андрей убил Джонни не от ненависти, а от… ЛЮБВИ.

Да, именно так!

Последние годы жизни Джонни, при всей их глянцевой эстетичности, были полны страданий. Он запутался в отношениях с женой и любовницами; он понимал, что все, что он должен был придумать, он уже сделал. Джонни убегал от реального мира, меняя страны и пейзаж за окнами, он приглушал проявления жизни наркотиками, но он не мог убежать от самого себя, просто изматывался все больше и больше. Возможно, старые души, такие, как у Каина и Авеля, помнят прошлые воплощения. Они помнят финалы этих воплощений, смерть. Для большинства людей страх смерти носит иррациональный характер. Мне приходилось испытывать состояние клинической смерти – и сопровождавшие ее боль и ужас описать невозможно. Джонни все отчетливее понимал приближение «перезагрузки» – и это превращало его жизнь в ад.

Я думаю, если бы у нас было время пообщаться, Джонни рассказал бы мне о себе все подробно. Он ведь, как и его брат, тоже был неискренен со мной: делал вид, что хочет пережить состояние клинической смерти; притворялся, что ничегошеньки не помнит об изумруде. Теперь я понимаю, почему он так вел себя. Я понимаю, почему он не говорил правды. А кто мог бы признаться практически незнакомому человеку, что он – Авель? Как можно отреагировать на такое заявление? Разве что пальцем у виска покрутить… И так с учетом интровертного склада личности Грин в общении со мной проявил просто чудеса коммуникабельности.