Татьяна Полякова - Коллекционер пороков и страстей

– Джокер, лично у меня сомнения, – возразил Дима. – Неужели этот Стас полный идиот? Так подставляться, не имея никаких гарантий, что заполучит девчонку и ее наследство. Они же, по сути, были едва знакомы. Он просто брат школьной подруги.

– Если не Стас, то кто? – сказал Бергман, обводя нас взглядом.

– А если у Вербицкого был повод расстрелять семейку и без видов на наследство, а идея заполучить деньжата появилась уже потом, когда выяснилось, что Наде, кроме как к подруге, податься некуда? – предположил Вадим.

– Это не Надин голос и не Стаса, – сказала я. Теперь все трое с немым вопросом смотрели на меня. Может, ждали дальнейших откровений?

– Могу подкинуть такую версию, – вздохнул Димка. – Стас здесь вообще ни при чем. Киллер расправился с семейством из-за делишек Лотмана, а девчонку ему просто стало жаль. А что? Киллеры тоже люди. Особенно если он у нас новичок и это его первое дело. Не хотел брать лишний грех на душу.

– На всякий случай проверим окружение Надежды, – кивнул Бергман. – Может, на самом деле все очень просто?

– У девчонки не было приятеля, если ты об этом. Дед с нее глаз не спускал. Ну а потом, на фига киллеру с девчонкой знакомиться? Чтобы иметь доступ в дом? – хмыкнул Вадим.

– Ну да, – сказал Димка. – Откуда-то он взял ключи.

– Ключи можно раздобыть куда менее хлопотным способом. Знакомство с потенциальной жертвой – гиблая идея. Это значит почти наверняка подставиться. Девчонки обожают болтать о своих знакомых с подружками.

– У Нади одна подружка – Инна. С ней не раз беседовали и мы, и следователь.

– Надо использовать фору во времени, – сказал Бергман. – У следаков пока нет сомнений, что полицию вызвала Надежда. Но они могут появиться в любой момент. Ты вчера разговаривала с девушкой? – обратился он ко мне.

– Нет. Она отказалась со мной встретиться. – Против воли получилось так, точно я оправдываюсь. Бергман кивнул, словно соглашаясь, и продолжил:

– Если она где-то познакомилась с парнем, то это скорее всего в автошколе. Она ходила на курсы. Там довольно много молодых людей.

– И что? Всех проверять? – вздохнул Димка. – А если впустую?

– И такое может быть. Но в этом и состоит наша работа, за которую нам неплохо платят.

В следующие три дня работы у нас было даже слишком много. Мы проверяли всех, кто в одно время с Надей учился в автошколе, особое внимание уделив ее одногруппникам. В группе было двенадцать женщин и только пять мужчин, но поиски это совсем не облегчило. Сезон отпусков, народ разъехался кто куда, и нужные сведения мы собирали буквально по крупицам.

Двухчасовой разговор с Инной ничего не дал. Она утверждала, что ни о каких знакомствах Надя ей не рассказывала, парня у нее точно не было, не считая детской влюбленности в шестом классе. О ней прознал ее дед, явился в школу и устроил скандал, потребовал перевести мальчишку в другую школу, а когда его родители отказались, перевел Надю. Новая школа оказалась с углубленным изучением математики, и Наде пришлось нелегко. Но деду на это, похоже, было наплевать. Из школы Надю всегда встречали либо мать, либо Ядвига, либо сам дед. Одноклассники подшучивали над ней, а она отговаривалась тем, что добираться до дома на троллейбусе ей не хочется. На школьные вечера она не ходила и в школе никогда не задерживалась.

С самой Надей я тоже пыталась встретиться, но она по-прежнему избегала не только меня, но и Вадима. Он звонил ей, она в ответ присылала СМС: «У меня все хорошо». Ко всему прочему, нам пришлось дважды побывать в полиции и вести долгие беседы о галеристе Шацком, его убийцах, задержанных благодаря нам, и нашей роли во всем этом деле.

О подделках вопрос пока не возникал, и мы, в свою очередь, предпочли о них промолчать. Объяснили, что интересовались Шацким в связи с гибелью семьи Лотмана, и согласились с версией Галины, которая, признав, что Шацкого с Виктором познакомила она, утверждала, что не знала, зачем галеристу понадобилось такое знакомство. Брат якобы просил помочь с трудоустройством приятеля, того самого Виктора, и она спросила Шацкого: не будет ли какой-нибудь работы для него? А Шацкий в ответ сказал, что работа, возможно, найдется, и взял номер мобильного своего будущего убийцы. Об остальном ей ничего не известно. Столкнувшись с нами в коридоре, она сделала вид, что нас не узнала. Это показалось невежливым, но мы ее охотно извинили.

Я все это время продолжала жить у Бергмана в надежде, что смогу понять, зачем ему это нужно. Сам он отговаривался тем, будто так удобнее, но Димка и Вадим обретались у себя, хотя Поэту Бергман тоже настоятельно советовал перебраться в «дом с чертями». А Димка возражал: в родных стенах ему лучше работается. Я подумала, что у возлюбленного есть причина держаться от нас подальше, а еще заподозрила: Вадим Бергману о моих подозрениях все же рассказал. Меня раздирали весьма противоречивые чувства, но мысль о том, что Бергман – это исчезнувший двадцать лет назад Терещенко, вызывала не столько сомнение, сколько неприятие. Возможно, просто из духа противоречия. Но это не помешало мне оставить газету со статьей об убийстве на столе в комнате, которую я занимала.