Джеймс Чейз - Роковая женщина

Одно короткое мгновение я видел машину — старый потрепанный «кадди» с обалдевшим от страха парнем за рулем, но ничего не мог сделать. «Кадди» ударил мой «мерседес» сбоку и проскочил через шоссе. Теряя сознание, я подумал о Джуди. С той же мыслью я очнулся в отдельной палате роскошной Джефферсон-клиник, оплаченной Сиднеем Фремлином, который сидел у моей постели, плача в шелковый платок.

Раз уж мы заговорили о Сиднее Фремлине, разрешите описать его. Он был высокий, гибкий, с длинными светлыми волосами. О его возрасте можно было только гадать: где-то между тридцатью и пятьюдесятью. Сидней нравился всем, поражая теплотой и ошеломляющей сердечностью. Он обладал блестящими художественными способностями и имел особый дар создавать причудливые ювелирные украшения. Его партнер Том Льюис занимался финансовой стороной дела. Льюис не мог отличить бриллиант от горного хрусталя, но он знал, как приумножить доллары. Его и Сиднея считали богачами, а прослыть богачом в Парадиз-Сити — значит попасть в категорию чертовски состоятельных людей.

В то время как Льюис, пятидесятилетний, дородный и с шиком, которому позавидовал бы даже бульдог, пребывал за сценой, Сидней порхал по демонстрационному залу, если только не занимался в этот момент у себя в кабинете какой-нибудь новинкой. Большинство старых клуш я предоставлял ему. Они его обожали, но богатые молодые дамочки, состоятельные бизнесмены, подыскивавшие необычный подарок, и те, кто получил в наследство бабушкины драгоценности и хотел вставить камни в новую оправу или оценить их, шли ко мне. Гомосексуалисты — странные твари, но я с ними лажу. Я убедился, что очень часто у них находишь больше таланта, больше доброты, больше верности, чем у обычных «настоящих мужчин», с которыми сталкиваешься в нашем изобильном Сити. Конечно, у монеты есть и оборотная сторона, которая бывает отталкивающей: их ревность, их вспыльчивый нрав, их язвительность и зловредность, которой позавидует любая женщина. Сидней обладал всеми достоинствами и недостатками среднего гомо. Мне он нравился, и мы отлично ладили.

С расплывшейся от слез косметикой, с глазами, как озера отчаянья, Сидней дрожащим голосом сообщил мне новости. Джуди умерла на операционном столе. Мне, по его словам, повезло: сотрясение мозга и сильно рассеченный лоб. Через неделю я буду ходить как часы. Именно так он выразился: «ходить как часы». Такая у него была манера говорить. Он учился в английской частной школе, пока его не вышибли за попытку соблазнить учителя физкультуры. Я не мешал ему рыдать надо мной, но сам слез не проливал. Когда я полюбил Джуди и думал прожить с ней до скончания века, где-то в глубине души зародилось чувство, что наше счастье хрупко, как яичная скорлупа. Я знал, насколько оно хрупко: всерьез рассчитывать на длительное счастье в том мире, в котором мы живем, вряд ли имеет смысл. Но я думал и надеялся, что наша скорлупа уцелеет в течение некоторого времени. Когда Сидней сказал, что Джуди умерла, я почувствовал, как скорлупа треснула, и мой красочный мир стал черно-белым.

Через три дня я встал на ноги, но стал совершенно другим. Похороны были тяжелыми. Явились все члены Загородного клуба, из Нью-Йорка прилетели мать и отец Джуди. Я плохо их запомнил, но они показались мне хорошими людьми. Мать Джуди сильно напоминала дочь, что очень расстроило меня. Я вернулся домой с облегчением. Сидней не отходил от меня. Я молил Бога, чтобы он ушел и оставил меня в покое. Но он сидел и сидел, и, пожалуй, если вспомнить, то его присутствие пошло мне на пользу. Наконец около десяти он встал, сообщив мне, что пойдет домой.

— Возьми месяц отпуска, Ларри, — сказал он. — Играй в гольф. Съезди куда-нибудь. Приди в себя. Ее ничем не заменить, но тебе жить дальше, так что поезжай, а когда вернешься, работай как проклятый.

— Я вернусь завтра и буду работать как проклятый, — заявил я в ответ, — спасибо за все.

— Никаких завтра! — Он даже топнул ногой. — Я хочу, чтобы ты отдыхал месяц. Это приказ!

— Чушь! Как раз работа-то мне и нужна. Я буду работать! Завтра увидимся.

Я считал свое решение правильным. Разве смог бы я разъезжать по стране, играя в гольф, когда у меня из головы не шла Джуди? За время своего короткого пребывания в клинике я все обдумал. Скорлупа треснула, ничего не сделаешь. Чем скорее я займусь продажей бриллиантов, тем лучше для меня. Я рассуждал ужасно трезво. Такое случается постоянно, говорил я себе. Наши любимые умирают. Те, кто строили планы, возводили воздушные замки, даже говорили торговцам недвижимостью, что решили купить ранчо, обнаруживают, что все пошло прахом и их будущее разлетелось вдребезги. Это случается каждый день, убеждал я себя. Я нашел свою девушку, мы думали о будущем, и вот она погибла. Мне тридцать восемь лет. При благоприятных условиях я могу рассчитывать еще на тридцать восемь. Я сказал себе, что нужно заново строить жизнь и опять браться за работу. Может быть, потом мне встретится девушка, похожая на Джуди, и мы поженимся. В глубине души я знал, что это просто глупости. Никогда никто не заменит мне Джуди. Она была моей избранницей, и теперь о каждой девушке я буду судить по мерке Джуди, а при таком сравнении, конечно, проигрывает любая.