Дэннис Крик - Прикосновение

Обо всем этом Даниэль размышлял так часто, что уже и не помнил заранее заготовленный монолог, который репетировал в своем сознании бесконечно долго, особенно в те моменты, когда вставал вопрос о возвращении в Ариголу. Но теперь, столкнувшись нос к носу с сыном, не с картинкой, мелькающей в измученном воображении, а с живым человеком из плоти и крови, он не знал, что сказать, что ответить. Только это…

− Твой отец − я.

В глазах сына он увидел отражение призрака, того самого, молодого и увлекающегося Даниэля Калота. Вечно спешащего и живущего на ходу, находящего спасение в путешествиях, но безумно уставшего от них. Несчастного в своей судьбе, но не сломленного до конца. Стареющего и проклятого. Уходящего от погони.

Вампира.

− Заберите у него оружие!

− Он убил твою мать, Вердан.

Сын остановил свой взор на отце, потом на оружейнике.

− Не веришь? Блес Като. Знакомо тебе это имя? А дом у реки Рель? Он ничего не рассказывал тебе о том, как сжег ее в том доме?

− Замолчи! − прошипел старик, рука его схватилась за конец меча.

− Одно движение, и ты труп.

− Она была прекрасна. Кофейная кожа, а какие глаза, какие губы… − Даниэль сделал театральную паузу. − А он убил ее! Забрал тебя в двухлетнем возрасте и заставил меня покинуть чертов город!

С каждым произнесенным словом Даниэль чувствовал, что волнение проходит. Долгожданная встреча оказалась не такой, какой он себе ее представлял, но по большому счету это было и не важно. Ведь, в конце концов, она состоялась.

− Я столько лет скитался, не зная ничего о твоей судьбе… Но я всегда думал о тебе. О нашей встрече.

− Довольно лирики, − Алфер усмехнулся. − Блес Като была вампиром. Она умерла за это.

− Она не должна была умереть.

− Кто это говорит? Вампир, чье место на костре, а не в доме своей матери, которую он безжалостно убил тридцать лет назад!

− Если ты еще хоть слово скажешь… Клянусь, в тот же миг твоя голова упадет к твоим ногам!

Острие меча впилось старику в ключицу. Сделав резкое движение, Даниэль задел кувшин с розами. Тот зашатался и упал на пол. Но не разбился. Пролилась вода, потекла по ковру дальше в холл. Мия наклонилась и стала поднимать упавшие цветы.

− Я прошу… Пожалуйста, не надо крови, − сказала она, увидев выступившую на шее старика красную струйку.

Мужчины обернулись на ее голос. В суматохе они позабыли о девушке. Она стояла у стены, в отчаянии прижимая к груди лиловые розы.

− Скажи мне правду, Алфер. Этот человек, действительно, мой отец?

− Не сомневайся, Вердан. Посмотри на себя в зеркало − ты ведь копия своей матери! А она была креолкой.

− Алфер, он прав?

− Ты не должен был остаться с ним. Он обратил бы тебя в чудовище, каковым является сам! А я сделал из тебя человека!

Даниэль не дал подумать сыну. Он парировал доводы старика не менее эмоционально:

− Не слушай его! Ты ему нужен был лишь для того, чтобы почувствовать себя родителем. Этакий человеческий инстинкт, присущий, впрочем, и вампирам. Не имея своих собственных детей, он украл тебя у меня, чтобы установить опеку над тобой на всю жизнь. Слушая его, ты подчиняешься не добру, нет! Ты подчиняешься его единственному идолу − его бескрайнему самолюбованию! Он и сейчас пытается помыкать тобой… Я же − нет.

Глаза Даниэля − два водоема вязкой болотной топи, они могли засосать в свои недра кого угодно, а уж сына и подавно. А может, и сам Вердан не прочь был утонуть в них, ибо осознание принадлежности к чему-то сверхъестественному его пленило.

Это что-то вызывало учащенное биение сердца. Оно хранило и страх, и благоговение. Оно удивляло, очаровывало, заставляло трепетать.

То, чего он не знал, чего никогда не касался. Что-то волшебное, таинственное, странное…

И оно было рядом.

− Ты не знаешь всей правды! − губы старика затряслись, руки вцепились в меч до кровавых царапин. − У меня есть родной сын! От первой жены. Только живет он вместе с матерью не в Ариголе, а в добропорядочном Эйндховене! Я иногда навещаю их. А Вердана я усыновил, потому что хотел, чтобы из внука когда-то любимой мною женщины получился человек, а не вампир!

− Разве можно жить спокойно, зная, что ты ходишь по земле? − Даниэль приподнял мечом подбородок старика, тем самым заткнув ему рот.

− Отпусти его, отец.

Голос Вердана был очень тихим, но все услышали его. И кто знает, что в большей степени повлияло на решение Даниэля: волна внезапного милосердия, спровоцированная волшебным словом «отец», или присутствие девушки, но он выполнил просьбу сына.