Эрик Сунд - Слабость Виктории Бергман (сборник)

Жанетт не знала, что и сказать. Меценат? Значит, вот как он ее рассматривает? Как личный банкомат?

– И знаешь что? Знаешь, кто будет выставляться в Копенгагене одновременно со мной? В том же месте! Д-и-з-е-л-ь-Ф-р-а-н-к, – громко смеясь, произнес он по буквам. – Адам Дизель-Франк! Ну, я должен заканчивать. Встречаюсь с Александрой, чтобы обсудить некоторые детали. Увидимся вечером!

Значит, ее зовут Александра.

Они положили трубки. Жанетт так и осталась молча сидеть за письменным столом. В течение двадцати лет он ничего не предпринимал для того, чтобы продать хоть что-то. А сейчас вдруг продает все сразу. Господи, ведь он неоднократно отказывался, когда она находила ему контакты. К ним должен был приехать галерист из Гётеборга. Оке отменил приглашение, потому что “был не в силах”. В другой раз он “плохо себя чувствовал”, в третий – это не имело смысла, поскольку он такой “никудышный”.

Когда Жанетт свернула к дому, ей пришлось резко затормозить, чтобы не въехать в припаркованную возле гаража чужую машину. Регистрационный номер красной спортивной машины указывал, кто ее владелец. “Ковальска” – так называлась галерея, в которую обратился Оке, и Жанетт вычислила, что владельцем машины, должно быть, является Александра Ковальска.

Она открыла дверь и вошла в дом.

– Ау!

Никто не отозвался, и она поднялась на второй этаж. Услышав голоса и смех, доносившиеся из ателье Оке, она постучалась.

Внутри все стихло, и Жанетт открыла дверь. На полу лежало несколько картин Оке, а за столом сидел он сам и поразительно красивая светловолосая женщина лет сорока в черном облегающем платье и с легким макияжем. Очевидно, это и есть Александра, подумала Жанетт.

– Хочешь отметить вместе с нами? – спросил Оке, указывая на стоящую на столе бутылку вина. – Только тебе придется принести еще один бокал, – добавил он, заметив, что у них нет для нее бокала.

“Черт возьми, что тут происходит?” – подумала Жанетт, глядя на выставленные на стол хлеб, сыр и оливки.

Александра засмеялась и посмотрела на нее. Смех женщины Жанетт не понравился. Показался наигранным.

– Может, мы познакомимся? – Александра многозначительно подняла брови и встала. Она оказалась высокой, чуть выше Жанетт. Она подошла к Жанетт и протянула руку.

– Алекс Ковальска, – представилась она, и Жанетт поняла по акценту, что она не из Швеции. – Жанетт… Сейчас принесу бокал.

Александра, или Алекс, как она предпочитала чтобы ее называли, просидела у них почти до полуночи, а потом вызвала такси. Оке уснул на диване в гостиной, а Жанетт осталась в одиночестве сидеть на кухне со стаканом виски.

Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы догадаться, что Алекс Ковальска человек коварный. Речь тут, похоже, шла не только о картинах Оке. Алекс весь вечер прямо у нее на глазах беззастенчиво бросала на него долгие взгляды и отпускала ему комплименты.

Несколько раз Жанетт намекала Алекс, не выходя за рамки приличий, что той пора бы отправляться домой. Но она, улыбаясь, продолжала сидеть и просила Оке принести еще бутылку дорогого вина, которое привезла с собой.

В течение вечера Алекс пообещала Оке еще одну выставку – в Кракове. Она была оттуда родом, и у нее там имелись влиятельные знакомые. Очень многое в ее разговорах о грядущем шумном успехе Жанетт сочла откровенно провокационным. Преувеличенное восхищение искусством Оке и потрясающие перспективы – еще куда ни шло. Но комплименты! Алекс описывала Оке как уникально компанейского человека, а как художника она считала его безумно талантливым и интересным. Его глаза назывались искренними, проницательными, мудрыми и так далее. Александра даже сказала, что у него красивые запястья, а когда Оке, улыбаясь, принялся их разглядывать, провела пальцем по венам на тыльной стороне ладони, назвав их линиями художника. Жанетт сочла большую часть сказанного Александрой за вечер откровенной патетикой, но Оке явно пребывал в восторге от такого множества комплиментов.

Эта женщина – змея, думала Жанетт, уже предчувствуя разочарование, которое испытает Оке, когда его надежды оправдаются не полностью.

Погасив на кухне свет, она пошла в гостиную, чтобы разбудить храпевшего Оке. Но привести его в чувство оказалось невозможно, и ей пришлось улечься в постель в одиночестве.

Спала Жанетт плохо, ее мучили кошмары, и, проснувшись, она чувствовала себя подавленной. Одеяло намокло от пота, и вставать совершенно не хотелось, но остаться в постели было нельзя.