Эрик Сунд - Слабость Виктории Бергман (сборник)

Обвинять Эльсу она не собирается, но не собирается и есть салат, считая, что у нее внутри уже достаточно грязи.

Она укутывает Эльсу одеялом, как и обещала, но ее мысли заняты Мартином.

– Ты хорошая девочка. Не забывай об этом, – говорит Эльса перед тем, как Виктория закрывает за собой дверь.

Виктория берет салат и с миской в руках отправляется к дому Мартина, поглощенная предвкушением встречи.

Она думает о том, как здорово было бы, если бы ей удалось уговорить отца оставить ее еще на недельку-другую. Это было бы хорошо для всех. И здесь вокруг есть еще так много интересных вещей, которые она пока не успела показать Мартину.

Идиллию омрачают только мысли о папе Мартина. Виктории кажется, что его взгляды стали более пристальными, смех более сердечным, а руки задерживаются на ее плечах чуть дольше обычного. Но она готова мириться с этим, лишь бы избегать собственного отца еще неделю. В первые разы обычно бывает не так уж страшно, думает она. Они осмеливаются действовать чуть менее осторожно, только когда начинают воспринимать ее как данность.

Свернув к дому, она слышит, как внутри кто-то весело покрикивает. По звуку похоже на папу – она замедляет шаги. Дверь приоткрыта, и из дома доносится плеск воды.

Виктория подходит к двери, распахивает ее и в движении случайно задевает висящий в дверном проеме старый дверной колокольчик. Тот издает глухой звук.

– Это ты, Пеппи? – кричит из кухни папа. – Заходи, заходи.

В прихожей вкусно пахнет.

Виктория входит в кухню. На полу в тазу стоит Мартин. Мама сидит у окна в кресле-качалке и сосредоточенно вяжет. Она обращена к остальным спиной, но поворачивает голову и быстро кивает Виктории. Папа сидит на полу возле таза Мартина, голый до пояса и в шортах.

Увидев, чем он занимается, Виктория холодеет.

Мартин стоит весь в мыле, а папа улыбается ей во весь рот.

Одной рукой он обхватил Мартина за попку, а другой моет его.

Виктория вытаращила глаза.

– У нас тут произошло маленькое несчастье, – говорит папа. – Когда мы играли в лесу, Мартин наделал в штанишки. – Понимаешь, тебя надо хорошенько отмыть, – поясняет он мальчику, старательно подмывая его.

Виктория видит, как папа берется указательным и большим пальцами за маленькую письку, а другой рукой аккуратно протирает красновато-сиреневатые детали.

Эта картина ей знакома: папа с ребенком, а мама в той же комнате, спиной к ним.

Внезапно миска оказывается настолько тяжелой, что выскальзывает у нее из рук. Помидоры, огурцы, лук и листья салата разлетаются по полу. Мартин начинает плакать. Мама откладывает вязанье и вскакивает с кресла-качалки.

Виктория пятится к двери.

Прихожую она пересекает, уже переходя на бег.

Мчится вниз с крыльца, спотыкается и неловко падает на гравий, но сразу вскакивает и бежит дальше. Она выскакивает из калитки, что есть мочи несется по дороге в сторону дома и влетает к себе во двор. С плачем распахивает дверь и бросается на кровать.

Внутри у нее все клокочет. Она понимает, что Мартина испортят, он вырастет, станет мужчиной и будет таким же, как все остальные. Ей хотелось защитить его, пожертвовать собой ради его спасения. Но она понимает, что опоздала.

Всему прекрасному пришел конец, и вина лежит на ней.

Тут раздается осторожный стук в дверь. Виктория слышит снаружи голос папы Мартина. Она подползает к двери и запирает ее. – Виктория, что-нибудь случилось? Почему ты так разволновалась?

Она пытается подняться, но скрип половиц так и норовит выдать, что она здесь, всего в нескольких жалких сантиметрах от двери.

– Виктория, дорогая, может быть, ты нас все-таки впустишь? Мы ведь слышим, что ты там.

Ей ясно, что сейчас отпирать дверь нельзя. Это было бы слишком неловко.

Она крадется в спальню, открывает выходящее на заднюю сторону дома окно и вылезает наружу. Потом делает большой крюк, огибает сарай и выходит на гравиевую дорожку. Услышав ее шаги, они оборачиваются и устремляются ей навстречу.

– Вот ты где, а мы думали, ты внутри. Куда ты убежала?

Она чувствует, что сейчас рассмеется.

Мама и папа с закутанным в полотенце ребенком на руках.

Вид у них глупый. Перепуганный.

– Мне очень захотелось какать, – лжет она, не понимая, откуда берутся слова, но звучат они хорошо.

Они подхватывают ее смех, обнимают ее.

Мама несет ее обратно к их дому, и Виктория не видит в этом ничего странного.

Ее руки как раз такие надежные, какими обычно бывают руки, когда снова все хорошо.